— Ладно, пусть войдет, — кивнул он, разглядывая фотографию подтянутого молодого офицера с георгиевской саблей за храбрость.

Заурбек вошел в комнату, молча отодвинув вальяжного камердинера. Домашних слуг он считал чем-то вроде говорящих собак и потому удостаивал обращением лишь по очень большой необходимости.

— Полковник вам письмо прыслал, — дождавшись, пока закроется дверь за спиной, начал он. — Вэлэл передать, правылно все сказал.

— Хорошо, — принимая запечатанный пакет из рук грозного стража, кивнул Чарновский. — Есть что-нибудь еще?

— Китаец опять прыходил, — припоминая события прошедших суток, проговорил абрек.

— Чего это он тут отирается? — покачал головой хозяин особняка, распечатывая послание.

«Е.И.В. дал согласие на проведение операции, мною предложенной. Детали в 19.00 в ресторане Царскосельского вокзала».

— Замечательно, — кивнул ротмистр.

— С китайцем что дэлать? — напомнил Заурбек.

— В следующий раз, когда придет, — вставая из-за стола и бросая записку в горящий камин, проговорил Михаил Георгиевич, — проводи его ко мне.

Он вновь занял свое место и открыл новую папку с личным делом командира 19-го донского казачьего полка Мамонтова Константина Константиновича, 1869 года рождения.

— Ступай, — теряя интерес к суровому джигиту, произнес он, тяжело вздыхая. — До вечера надо еще много чего успеть.

* * *

Император стоял у края расчищенного плаца и, заложив руки за спину, наблюдал прохождение церемониальным маршем роты лейб-гвардии Преображенского полка. Наследники славы первейшего в российском войске полка звонко чеканили шаг, единым движением поворачивая головы в сторону задумчивого самодержца, как это случалось каждый год в этот самый день. Нынче государь земли русской был печален, пожалуй, даже мрачен. Подобно автомату он вскидывал руку к папахе, наблюдая слитное движение статных чудо-богатырей.

Ему и впрямь было не до блеска отточенных штыков, не до печатанья шага. Он вспоминал сегодняшнюю встречу со своим недавним протеже, начальником Особого контрразведывательного пункта, как отныне именовалась группа, полковником Луневым. Что и говорить, прозорливости и расторопности этого офицера можно было только позавидовать. За считанные дни он распутал сложнейший узел. Да что там узел — настоящую сеть, сплетенную австрийской и немецкой разведками.

Государь, конечно, ожидал от этого талантливого контрразведчика успешного исхода порученного ему задания, но результат превзошел всякие ожидания. Выслушав обстоятельный доклад полковника, император задумался было о награде и о новом продвижении столь дельного офицера. Он был готов уже назначить Платона Аристарховича во главе контрразведывательного отделения Главного Управления Генерального штаба, но тут полковник Лунев испросил дозволения говорить с государем начистоту. Николай II согласно кивнул, полагая, что это будет вполне заслуженным вознаграждением преданному воину.

— Ваше Императорское Величество, — начал Платон Аристархович. — Угроза, которую мне, по счастью, удалось отвести от вас и российского престола — лишь малая часть, первая капля того наводнения, которое в скором времени грозит затопить империю. Не всякого врага можно поразить оружием. Особо же того, который не ведает, что творит и мнит себя преданным другом.

Империя более не может существовать в том виде, в котором перешла она к вам из рук благословенной памяти батюшки вашего. Дарованные вами свободы всколыхнули общество, заставив тех из ваших подданных, кто должен был стать опорой государству, искать путей дальнейшего ущемления самодержавной власти путем расширения собственных прав и вольностей. Устремления большинства этих людей честны и направлены на процветание России. Но путь, который они избирают для достижения цели, все более и более оттесняет царскую власть от реального управления страной. Россия с каждым днем вырастает из прежнего чиновничьего мундира. С этим нужно либо мириться, либо отвечать на все более возрастающие запросы нового общества.

Император слушал взволнованную речь верноподданного, мрачнея на глазах. Он вспоминал думские скандалы, жалобы рабочих на хозяев заводов и жалобы хозяев заводов на всё и вся.

«В день Иова Многострадального появился я на свет, и оттого судьба моя столь тяжела и царствование отмечено слезами и кровью. Затоптанные на Ходынском поле в день коронации прокляли и меня, и потомство мое. В гибельный для России час взошел я на трон. Недаром же матушка так противилась этому!»

Он глядел на полковника, стараясь не выдать бушующих внутри эмоций.

— Суди не выше сапога, — наконец выдавил император, едва удерживаясь от того, чтобы развернуться и уйти, оставив велеречивого доброжелателя в горестном одиночестве.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, — Полковник Лунев стал во фрунт и щелкнул каблуками так, что шпоры на его сапогах тенькнули серебристым звоном. — Позвольте изложить план дальнейших атакующих действий, которые, если будет на то ваше соизволение, возможно предпринять для уничтожения злоумышляющих против вас как внутри страны, так и за пределами ее.

Император молча кивнул.

— Поскольку благодаря оперативным мероприятиям мне удалось проникнуть в организацию, упоминаемую в письме Фехтмейстера, я предполагаю использовать ее…

— Ура государю! — раздалось с плаца и десятки луженых глоток в искреннем порыве грохнули троекратное «Ура!».

По традиции за этим следовало поднесение до краев наполненной стопки с чистейшей менделеевской водкой, однако строжайший царский указ не щадил и давних полковых традиций.

— Надо бы их поприветствовать, — тихо произнес стоявший рядом генерал Орлов.

Император перевел взгляд с замершего строя на своего любимца. Ему хотелось, чтобы именно тот вышел сейчас пред замершими шеренгами и выразил застывшим в ожидании монаршего слова воинам царское благоволение. Но генерал не понял, не посмел понять этого немого и, увы, малодушного желания. Наконец император отвел взгляд и вновь посмотрел на преданных ему гвардейцев.

«Пустое! — Он встряхнул рукой, отгоняя терзающие ею сомнения. — Власть дана мне от Бога, и лишь Всевышнему повинен я давать отчет в своих деяниях. Разве сможет кто одолеть меня, одолеть Россию с такими-то витязями?» Вдохнув морозный воздух, разрумянивший лица гвардейцев, он крикнул от всей души:

— Здравствуйте братцы-преображенцы!

Рев ответной здравицы поднял зайца в ближайшем лесу и заставил глухарей настороженно прислушаться к зимнему грому.

* * *

Офицеры, повсюду сопровождавшие просветленного Старца, едва не шарахнулись в стороны, когда Распутин вдруг, точно ошпаренный, выскочил из дворца и гневно приказал немедля «катить на Гороховую». Если бы они могли видеть, что незадолго до этого творилось в царских апартаментах, они бы, пожалуй, и вовсе застыли соляными столбами, не зная, что далее предпринять.