Дверь квартиры Видока открыта. Само по себе это нормально. Дверь всегда открывается и закрывается, когда в нее кто-то входит или выходит. Но теперь она распахнута и излучает легкий рассеянный свет, что свидетельствует о том, что заклинание исчезло, будто кто-то смыл его водой и мылом.

– Когда здесь появилась квартира?

В коридоре стоит любопытный сосед и смотрит на открытую дверь. Ему хочется заглянуть, но он боится подходить ближе, словно это место радиоактивно.

– Оставайтесь на месте, – говорю я и лезу под куртку за наацем. Как назло, именно сегодня я не взял с собой пистолет.

– А вам точно стоит туда заходить? Может, лучше позвонить управдому?

Я бросаю на него быстрый взгляд, означающий «продолжай-говорить-и-лишишься-языка», и сосед отступает.

С квартирой явно что-то не так. Она как гитара с одной расстроенной струной. Я чувствую это еще до того, как вхожу внутрь. Когда я переступаю порог, по нервам бьют еще два чувства – запаха и вкуса. В горле начинает першить от уксуса. Так вонял Йозеф, когда из него проступили Кисси. Впрочем, эта подсказка даже лишняя. Я и так вижу, что все плохо.

Стены, пол и потолок сплошь покрыты изогнутыми остроконечными иероглифами и буквами, переплетенными бесконечными спиралями. По всей комнате размазаны лица духов или, может, образы Бога-отца, которые больше похоже на инопланетян с глазами-блюдцами, чем на Божественные лики. Цвета варьируются от ржавого до змеино-металлического зеленого, но в свое время я нюхал достаточно засохшей крови, чтобы без труда определить, что именно является основным пигментным ингредиентом.

Я останавливаюсь и прислушиваюсь, ожидая чего угодно. Любопытный сосед так напуган, что я слышу его дыхание и сердцебиение. Только не падай в обморок, парень. У нас и так достаточно проблем.

Ничего. Я не чувствую ничего. В квартире нет ни единой живой души. Я не умею «читать» Кисси, но полагаю, мои собственные обостренные чувства и новое зрение, которое подарила мне Аэлита, позволили бы мне увидеть Кисси, притаившегося в углу с абажуром на голове. Как бы ни хотелось отдохнуть на время от магии, но, не обнаружив здесь Кисси, я испытываю разочарование. Хуже только видеть труп.

Это тело мужчины. Обнаженное. Прибитое лицом к стене в шести футах от пола. Кто-то заботливо снял с него всю кожу. Она опала на пол бледными мясистыми цветочными лепестками, обнажив нетронутые мышцы и кости. На полу всего две-три капли крови. По крайней мере, теперь я знаю, откуда здесь взялась кровь для фресок. И что тот, кто свежевал и обескровливал тело – действительно понимал, что делал.

Тело прибито так, чтобы я не мог разглядеть лица. Отсюда я могу судить, что мужчина был средних лет. Видоку было пятьдесят на протяжении двух с половиной сотен лет. Это можно считать средним возрастом? Жаль, что у старой сволочи не было татуировок, по которым его можно было бы опознать. А шрамы на таком изуродованном теле искать бесполезно.

Я понимаю, что должен снять тело. Все, что мне нужно – это просто встать на стул и выдернуть гвозди. Но я не хочу к нему приближаться. И не могу отвести взгляда. Такая же реакция была, когда я увидел отца в похоронном бюро. Я не мог ни подойти к нему, ни отодвинуться. Мозг знал, что я должен сделать, но тело отказывалось слушаться. Я справился с этим, только когда силой воли заставил себя подойти к отцу и прикоснуться к его лицу. Пустое разглядывание только парализует мозг. Надо было рукой прочувствовать, что он мертв.

На кухне рядом с холодильником есть стремянка. Я приношу ее и ставлю в гостиной рядом с телом. Прежде чем приступить к грязной работе, я замечаю краем глаза любопытного соседа, сующего свой любопытный нос куда не следует.

– Господи! О господи! Я вызываю полицию.

Я двигаюсь быстро. Достаточно быстро, чтобы напугать его еще больше, чем вид мертвого тела. Прежде чем он успевает набрать номер, я выхватываю у него мобильник, беру за локоть и подвожу к окну. Затем беру за шею, наклоняю над подоконником и заставляю смотреть, как я швыряю телефон в мусорный бак, стоящий на улице несколькими этажами ниже.

– Иди туда и возьми, – говорю я. – Потом можешь позвонить.

Любопытный сосед смотрит на меня такими глазами, будто я Дарт Вейдер, только что трахнувший его сестру. Не говоря ни слова, он выходит из квар– тиры.

Вернувшись к телу, я начинаю с того, что выдергиваю гвозди из ног. Это какие-то мощные гвозди для бетона. Идеально подходят для того, чтобы пробить мышцы с костями и воткнуться в стену.

Ноги свободны, и теперь я могу спустить тело на пол. Я забираюсь на верхнюю ступеньку стремянки и выдергиваю гвоздь сначала из одной руки, а потом из другой. Потеряв связь со стеной, тело тяжело падает мне в руки. Конечности болтаются. Голова наклоняется, щелкает и отваливается.

Это уже перебор. Я отпускаю тело, и оно валится на пол.

Я должен был понять это уже в тот момент, когда начал двигать тело. Но я был слишком занят раздумьями, что делать – уронить все в одну тошнотворную кучу или прямо на стремянке заглянуть в его лицо.

Теперь я вижу, что на полу валяется тело Касабяна. Вот почему оно так избито. Кисси не пытали Видока. Они сшили то, что Паркер взорвал прошлой ночью.

Как можно вытащить тело из глубокой доисторической ямы и очистить его от битума? Зачем вообще это делать?

И самый главный вопрос: если на полу лежит тело-бумеранг Касабяна, то где сейчас Видок с Аллегрой?

Неожиданно звонит телефон. Я нажимаю на кнопку.

– Бу! Напугали дурачину его же мертвечиной! – Это Паркер. – Готов спорить, ты сейчас стоишь и гадаешь, куда подевались твои друзья.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Оглянись вокруг, пустоголовый. Здесь повсюду глаза.

– Рисунки…

– Есть такая штука, она называется «магия». Возможно, ты про нее что-то слышал.

– Где Видок с Аллегрой?

– Расслабься, милая. С ними все в порядке. Между прочим, сегодня у нас намечается новогодняя вечеринка, и мы приглашаем тебя.

– В Авилу?

– У тебя такой большой мозг. Как ты не устаешь его таскать? Да, в Авилу. Будет круто. Устроим небольшую оргию. Тащи к нам свою задницу до полуночи.

– Я приду.

– Учти, это персональное приглашение. Никаких друзей. Никаких «эти люди со мной». Если я замечу за тобой «хвост», то сеньор Лягушатник и его сладкий кусочек вишневого пирога отправятся прямо в камнедробилку.

– Я приду.

– До полуночи. Это когда на часах двенадцать. Когда маленькая и большая стрелка смотрят одновременно вверх.

– Если кто-то из них пострадает, я тебя лично заставлю грести по-собачьи в могиле.

– Это какой-то страшный трюк, которому ты научился в Аду?

– Нет. Дикий Билл рассказывал об этом моему прадедушке. Я отвезу тебя к реке. Туда, где земля мягкая и влажная. Потом сломаю тебе руки и ноги. Пальцы на руках и ногах. Шею и спину. Я выкопаю яму во влажной мягкой земле, посажу тебя в нее и засыплю с головой. Потом закурю сигарету и буду ждать, пока ты не вылезешь обратно.