королю. Филипп расправил плечи. Небольшое переживание, казалось, вдохнуло новые жизненные силы в монарха:

– Мессир де Монморанси! Надо сделать так, чтобы наши сеньоры, например, из Анжу или Бретани снова воспылали «священным» пылом и направились к маршалу в Каркассон! Мессир Ги там порядком извелся, полагаю. Ему теперь придется, ох, как туго…

– Будет исполнено, ваше величество… – тихо ответил Монморанси. Он посмотрел на Герена, который кивнул ему в ответ. – Мессир де Руа, полагаю, сможет изыскать средства?..

– Гм. – Замялся Бартелеми и посмотрел на короля. Когда Филипп еле заметно кивнул ему, де Руа поклонился и ответил. – Думаю, что казна способна оказать посильную помощь в этом богоугодном предприятии…

– Ну, и, слава Богу, тогда. – Матье улыбнулся своим беззубым ртом. – Мои люди переговорят с кем надо…

– Так. – Подвел итог король. – С общими делами закончили. Теперь, мессиры, пора нам переходить к более деликатной теме…

Наступило напряженное молчание, которое прервал Герен – глава секретной службы:

– Полагаю, сеньоры, что основой коалиции, которая сложилась на Юге Франции и угрожает нашему спокойствию и процветанию, является старый граф Раймон. Мое мнение таково – старый граф, с его вечной изворотливостью и ужимками, уже порядком зажился на этом свете…

Принц испуганно посмотрел на Герена:

– Монсеньор! Что вы, ей Богу, говорите…

Филипп сурово посмотрел на сына:

– Луи!..

– Хорошо, батюшка, я молчу… – обиделся принц.

– Продолжайте, Герен, мы вас внимательно слушаем. – Филипп пристально посмотрел на епископа. Герен пожал плечами и продолжил:

– Так вот, если граф Раймон преставится, а он, слава Господу, и так уже пожил порядочно, его молодой сын наверняка не сдержится и учудит что-нибудь такое, от чего, полагаю, даже у нашего папы Гонория волосы под тиарой встанут дыбом! А то, что молодой де Сен-Жиль, тот еще крендель, вы, ваше величество, можете и не сомневаться!..

Филипп искренне рассмеялся. Ему нравилась образная речь его старого и проверенного слуги. Король окинул взглядом советников и задержался на принце:

– Ну, что опять?..

– Ничего, батюшка, – Людовик равнодушно пожал плечами, – на все воля ваша…

– То-то! – Удовлетворенно заметил Филипп. – На все, сын мой, воля моя. Ты должен понять, ведь скоро и тебе придется править, что на все, повторяю, на все, что будет происходить во Франции, да и в Европе, должна быть твоя, и только твоя, воля! Иначе, сын мой, все мои труды и мучения пойдут псу под хвост!..

Людовик побледнел, когда он начинал злиться на что-либо, он всегда становился похожим на мраморную статую. Филипп сильно тревожился за его здоровье и такие, вот, внезапные перепады настроения, способные выдать его чувства и переживания. Король, твердил он, никогда не должен подавать признаки своей слабости…

– Сроку вам, Герен, до лета следующего года! Я, что-то, расхворался, боюсь, что и не доживу до такого радостного дня! Кстати, надо подумать и о его соседе…

– Фуа? – Удивился Монморанси. – Его-то зачем?..

Филипп укоризненно посмотрел на него:

– Ой, Монморанси! Типун тебе на язык! Разговор идет о графе де Комминж…

– Простите, сир, бестолкового… – Матье смутился.

– Эх, святая простота – купил лошадь без хвоста! – Улыбнулся король. – Стыдно, Монморанси, быть таким простофилей! Особенно, тебе, правнуку самого Генриха Боклерка!..

– Зато, сир, я не паскудничаю, как многие родовитые сеньоры! – вспыхнул Матье.

– Ладно, прости ты меня, старика, мой старый и верный друг… – Филипп улыбнулся. – Кому-кому, а тебе, право, грех на меня обижаться…

– Клянусь Богом, сир… – Матье смутился.

– Значит так, сеньоры… – король подвел общий итог беседы. – Мессиру де Леви должны быть оказаны все возможное, и невозможное, лишь бы он удержался в Каркассоне. А с головы его светлости де Фуа, равно как и его сына, не должен теперь упасть ни один волос! Даже муха без нашего разрешения и документа не должна пролететь над головами де Фуа!..

– Будет исполнено, сир… – хором ответили советники.

– Ох, смотрите у меня… – Грозно, но с веселостью в голосе, ответил им король. – Ух, тогда я вас, ротозеев!..

Советники засмеялись. Им нравилось, когда король заканчивал совещания в такой, вот, веселой, непринужденной и немного игривой ноте. Они встали и пошли к выходу из комнаты, когда Филипп обратился к принцу и приказал ему задержаться.

«Опять он… – подумал Людовик. – Сейчас начет свое промывание» мозгов…».

Когда двери за советниками закрылись, Филипп улыбнулся и сказал:

– Луи, глупый, пойми ты меня, наконец, что я желаю тебе только счастья! Юг очень опасен для тебя. Не надо смотреть на меня, как сыч! Твое здоровье сильно тревожит меня с момента рождения. Твоя покойная матушка, царствие ей Небесное, всю свою слабость передала именно тебе, что не может меня не тревожить…. На Юге полно всякой заразы, даже наш лавный дед, Людовик Воитель, захворал и умер от поноса после своего похода в земли Оверни, а они значительно севернее Окситании! Я хочу успеть, еще до своей смерти, навести там порядок, чтобы ты, не приведи Боже, там не оказался с войском…

Людовик удивленно посмотрел на отца. Таким заботливым он его еще не видел. Филипп продолжил:

– Запомни мои слова, сын, и заруби их себе на носу! У тебя, слава Богу, есть отличная и мудрая жена, Бланш де Кастиль, Герен, Матье и Бартелеми, еще, дай им Бог, проживут немного и помогут тебе. Они же и назначат надежных людей себе в сменщики, ты им не мешай, но, периодически, проверяй. И, самое главное, не обижай самых верных тебе людей, но, сын, сильно их не балуй. Не дай Бог, чтобы они возомнили о себе, черт знает, что, и стали похожими на дурака Рено де Даммартена!

– Я все понял, батюшка… – принц поклонился.

– Да ничего ты не понял! Если бы понял – не выкрутасничал бы все это время, а жил мудро и правильно…

– Но, отец! – Принц покраснел.

– Ладно, не обижайся. – Филипп улыбнулся. – Кому как не мне, говорить тебе правду. Твои придворные, наверняка, будут льстить, и врать тебе…

– Отец, мой король, позволь сказать… – Людовик нервно дернул плечом и посмотрел на отца.

Филипп пожал плечами и ответил:

– Говори, сын, только думай, что скажешь…

Принц гордо поднял голову и произнес:

– Мне неприятны мысли о том, что князей вот запросто можно лишить жизни! Ведь только Господь определяет, кому и когда умереть. Или, я ошибаюсь отец?..

Король молча вздохнул, поправил золотую цепь, висевшую у него на шее, поднял глаза на сына и ответил:

– Ошибаешься, сын мой и наследник, ох, как ошибаешься…

– А, может…

– Никаких «может», наследник! Никаких! Запомни. Все, что угрожает спокойствию короны, не имеет права на жизнь!