Когда Собрат вновь напомнил о своем голоде, Яттмур поднесла пищу ближе; движения ее казались скованными.

В то же мгновение одна из татуированных женщин начала растворяться в воздухе. От неожиданности Яттмур едва не уронила тыквы, завороженно глядя на чудо. Еще миг — и от женщины осталось лишь смазанное пятно, только бессмысленное переплетение ее татуировок, но они тоже потускнели и быстро исчезли.

Никто не шелохнулся. Татуировки мало-помалу вернулись, и за ними последовала сама женщина, ко всему безразличная и худая, как прежде. Подняв ладони, она шевельнула ими в сторону второй женщины. Та повернулась к Собрату и тихо произнесла два или три слога.

— Хорошо! — воскликнул Собрат Йе, хлопнув могучим рыбьим хвостом по плите, на которой возлежал. — Ты поступила мудро, не отравив пищу, мать, и я съем то, что ты принесла.

Женщина, делавшая вид, что способна говорить, вышла вперед и, приняв тыкву из рук остолбеневшей Яттмур, отнесла пищу Собрату. Запустив руку в тыкву, она принялась кормить его, пригоршнями запихивая еду в объемистую пасть. Тот шумно, с видимым удовольствием насыщался, лишь однажды остановившись, чтобы отпить воды.

— Кто вы такие? Что вы такое? Откуда явились? И как исчезаете? — спросила Яттмур.

Голос Собрата Йе глухо зазвучал из набитого рта:

— Кое-какие ответы я могу дать, но не все. С тем же успехом ты можешь ведать, что лишь одна из этих немых женщин способна «исчезать», как ты выразилась. Дай мне поесть. Помолчи.

Наконец трапеза Собрата окончилась.

На самом дне тыквы он оставил несколько крошек, и теперь ими должны были насытиться трое несчастных, скромно отошедших в сторонку, чтобы поесть. Женщины поддерживали своего скрюченного спутника, чьи руки, словно парализованные, оставались поднятыми над головой.

— Теперь я готов выслушать твою повесть, — заявил Собрат Йе, — и постараться как-нибудь помочь, если это возможно. Знай, что я происхожу от мудрейшей расы на этой планете. Мое племя покрыло все широкое пространство морей и большую часть наименее плодородной земли. Я — Прорицатель, Собрат, владеющий Наивысшим Знанием, и я снизойду, чтобы помочь, если сочту твою просьбу достаточно интересной.

— Гордость твоя необъятна, — сказала Яттмур.

— Ха! Что в гордости, когда всей Земле суждено погибнуть? Начинай же свою глупую историю, мать, если ты вообще собираешься поведать ее.

Яттмур собиралась спросить у Собрата совета, как быть с Греном и сморчком. Но, не владея искусством связного повествования и подбора существенных деталей, она поведала ему буквально всю историю своей жизни, включая рассказ о детстве, прошедшем в пастушьем племени, на окраине джунглей близ Черной Глотки. Затем она описала появление Грена и его подруги, открыла Собрату обстоятельства гибели Пойли и последовавших за тем странствий — пока судьба, подобно бурному морю, не вынесла их на пустынные берега Большого Склона. Яттмур закончила рассказ рождением сына и тем, как обрела она уверенность в том, что сморчок угрожает младенцу.

Все это время Собрат из народа ловцов-несунов лежал, с виду безразличный к ее рассказу, на своем валуне, и тяжелая нижняя губа его низко свисала, открывая оранжевые десны вокруг зубов. На траве рядом с ним — совершенно невозмутимо — лежали татуированные женщины, по обе стороны от скрюченного носильщика, так и стоявшего между ними как монумент озабоченности, с воздетыми над головой руками. Ни на кого из них Собрат даже не взглянул; взгляд его блуждал в небесах.

Наконец он произнес:

— Твой случай достаточно интересен. Мне довелось выслушать подробности множества ничтожных судеб, не слишком отличных от твоей. Собрав их воедино, то бишь синтезировав их в своем уникальном разуме, я способен выстроить истинную картину этого мира на последних его стадиях.

В гневе Яттмур вскочила на ноги.

— Ну, за эти слова я могу спихнуть тебя с насеста, наглая ты рыба! — воскликнула она. — Это все, что ты можешь мне сказать? Ты, предлагавший помочь?

— О, я могу сказать куда больше, человечек. Но твоя проблема проста и для меня все равно что не существует. В своих путешествиях я и прежде встречал сморчков, подобных вашему, и пусть они сообразительные ребята, у них все же есть несколько слабых мест, в которые легко может вцепиться мой разум.

— Прошу тебя, быстрее дай мне совет.

— Совет у меня только один: когда твой дружок Грен потребует ребенка, отдай ему младенца.

— Этого я не могу сделать!

— Хе-хе, но ты должна! Не надо пятиться. Подойди ближе, и я объясню, почему это необходимо.

План Собрата Йе не понравился Яттмур. Но за его тщеславием, его самодовольством скрывалась неодолимо упрямая сила; сам его вид внушал благоговение; даже и то, как он жевал слова, делало их особенно вескими. Поэтому Яттмур покрепче прижала Ларена к груди и согласилась на все предписания.

— Я не решаюсь пойти в пещеру и остаться там с Греном, — сказала она.

— Тогда прикажи своим существам-толстячкам позвать его, — посоветовал Собрат. — Да поспеши. Я совершаю свои путешествия от имени Рока, и этот могущественный повелитель держит в руках слишком многое, чтобы утруждаться твоими ничтожными заботами.

Раздался громовой раскат, словно некое могучее существо сигналило о своем согласии с его словами. Яттмур с опаской глянула на солнце, все еще украшенное торчащим в сторону огненным пером, и отправилась поговорить с толстячками.

Они лежали все вместе, распростершись в уютной теплой грязи, болтая, стискивая друг дружку в объятиях. Когда Яттмур вошла, один из них бросил в нее горсть песка.

— Раньше ты не приходила в нашу пещеру, или никогда не заходила, или никогда не хотела прийти, и теперь слишком поздно хотеть приходить сюда, жестокая бутербродная дама! И рыбный ловец-несун плохая компания… нам он не нравится. Бедняжки толстячки не хотят, чтобы ты приходила сюда… или они попросят славных вострошерстов схрумкать тебя в пещере.

Яттмур застыла на месте. Гнев, жалость, понимание поочередно сменяли друг друга, и наконец она твердо сказала:

— Если вы и правда так думаете, ваши беды только начинаются. Вы же знаете, что я хочу быть вашим другом.

— Из-за тебя все наши беды! Быстрей уходи!

Яттмур попятилась и, направившись к другой пещере, где лежал Грен, услышала, как толстячки что-то кричат ей вослед. Намерены они извиниться или по-прежнему грозят, было не понять. Сверкнула молния, запутавшая тень Яттмур вокруг ее колен. Дитя заворочалось в руках.

— Лежи тихо, — шепнула Яттмур. — Он тебя не тронет.

Грен лежал навзничь на прежнем своем месте в глубине пещеры. Молния высветила коричневую маску, сквозь прорези которой блестели глаза. Яттмур видела, что взгляд Грена устремлен на нее, но он не шевельнулся и не заговорил.