С каждым ее словом Митька все больше мрачнел, выдвигая нижнюю челюсть все дальше.

Карты смешались в разноцветную кучку.

– Ну вот, – удовлетворенно пробормотала Леонова, словно важное дело сделала. – А теперь давай на тебя посмотрим.

И взглянула на Емцова. Митька открыл рот, а Влад закашлялся. В последнее время он выглядел уснувшим на зиму хомяком. Что там ему выпало? Неприятности? Длинный разговор? И еще, кажется, любовь? Этого только не хватало…

Снова замелькали картинки.

– Неприятности, проблемы из-за родственницы, ссора…

– Может, не надо на меня? – пошел в неуверенную защиту Митька. – Давай сразу на тебя.

– Я на себя гадать не могу. Через вас мы узнаем, что будет дальше. Если моя мать до кого-нибудь доберется, карты это покажут. У этого человека начнутся крупные проблемы

– И чего, доберется?

– Кажется, да.

Андалузия не поднимала головы, руки ее работали, как у робота. Постукивали по дереву глянцевые картонки.

– До кого она доберется? До Влада?!

Митька мысли не допускал, что поведется на пургу с гаданиями. Не хотел он в это верить! Не хотел! Он и не верил! Совсем… Ну, почти не верил… Не верил… Но как-то неуверенно.

А Леонова все говорила и говорила:

– Были у тебя неприятности со здоровьем. Будет разбитое сердце и поздний разговор. Развеселит тебя известие. Обрадуют новости из казенного дома. Сердце успокоится… смертью!

Анька медленно отвернулась от разбросанных на лавочке карт. Митька огляделся по сторонам, надеясь, что очередной свой пристальный взгляд Андалузия дарит не ему, а некоему «везунчику», пристроившемуся незаметно за его спиной.

Рядом никого не оказалось.

– Я же ради тебя чуть не расшибся в лепешку! – Ага, сейчас Митька Емцов все бросит и кинется головой в омут неудач! Держите карман шире!

– Телефон не выключай. – Леонова поднялась с лавочки.

– Я из-за тебя с балкона прыгнул. – Митька еще надеялся, что Андалузия передумает, скажет, что расклад она делела на кого-то другого.

– От ее воздействия можно защититься.

– Я с Юркиной матерью из-за тебя поссорился!

– Бормочи какую-нибудь песенку. Такую, из прилипчивых. И ничего не бойся. Все это не взаправду.

– Не будет ничего! – Емцов насупился. – Все ты врешь!

– Если она тебя начнет одолевать, я увижу это по картам и приду.

– А давай ты сразу придешь, до того, как она вообще начнет что-либо делать? Нет! – вдруг завопил вконец запуганный Митька. – Пошли прямо сейчас к твоей матери! Пусть она тебя на запчасти разберет! И…

– Я в туалет хочу! – перебила пламенную тираду одноклассника Аня.

– Чего?! – опешил Емцов.

– В туалет хочу. Сильно. – Анька смотрела на него, не мигая. – У меня с этим проблема. – И пошла в ближайшие кусты.

Мальчишки переглянулись.

– А ты чего, в Вербицкую влюблен? – Надо было хоть что-то сказать, и Митька выпалил первое, что пришло ему в голову.

– Вообще-то нет, – неуверенно пробормотал Влад. – Она шумная очень…

– А собираешься?

– Теперь – придется…

– Лучше не начинай! – Митька дергался, не зная, что делать со своими руками, они ему мешали. – Ты прикинь – а если она целоваться полезет? Девчонки прилипчивые.

– Нет, ну, она, вообще, симпатичная…

– Да ладно! Тощая и нос большой. Одна польза – учится хорошо, списывать у нее можно.

– Можно и не списывать, – помрачнел Влад.

– Тогда зачем она тебе нужна?

Аргументы у Муранова закончились. Они помолчали. Андалузия не возвращалась.

– Чего она там застряла? – заволновался успокоившийся было Митька.

– Мало ли что… – попытался остановить приятеля Влад, но тот уже пошел вокруг зеленых насаждений.

Андалузии не было.

– Ты видишь то же, что и я? – тихо спросил Митька. Страх холодком пробежался по его груди. Заколол иголочками в кончиках пальцев.

– Сбежала, что ли? – обиженно засопел Муранов. Он уже успел смириться с тем, что ему в ближайшее время предстоит влюбиться. Но если девчонки вытворяют такое – какая же здесь любовь?!

– Куда? – Митька вертелся на месте, не зная, где искать Аньку. – Если бы она ушла, мы бы увидели. Она же не бегает! Она ковыляет, как дьявол! – И он оказался недалек от истины: хозяин Тьмы славится своей хромотой.

– Может, она под землю провалилась? – Влад попробовал найти рациональное объяснение случившемуся.

– Вот ведь черт! – задергался Митька, и тут ему пришла эсэмэска:

«Уходите домой!» Номер был ему незнаком: +491…

– Она еще и издевается! – прошипел Емцов.

Конечно, ему хотелось отсюда сбежать. Подальше от этого страшного места, где происходят непонятные события. Рядом, в соседнем доме, в каком-то странном летаргическом сне лежит его друг, тут из-под носа, на ровном месте, исчезают люди, и винить во всем происходящем можно только нечистого.

– Ты песню какую-нибудь знаешь? – В голове у Митьки образовалась какая-то подозрительная пустота. То ли от страха, то ли от всех волнений последних дней – ни одного текста, который можно было бы пропеть, он не мог припомнить.

– Гимн, – протянул Влад.

Привязчивой эту песню уж никак не назовешь!

– Чего-нибудь другое вспоминай давай.

Влад уставился в землю. На уроках музыки они что-то пели. Но что?

Ладно, на безрыбье и щука – карась. Гимн, говорите? Несколько секунд Митька пытался воскресить в памяти текст, напечатанный на обороте дневника. Куплет уплыл в мир забвения, зато как-то легко вспомнился припев. Музыка шла по нарастающей, а потом обрушивалась вниз – как поток воды из ведра.

«Сла-а-авься-а-а, Оте-э-эчество-о-о-о на-а-а-аше-э-э-э сво-обо-о-о-одное-э-э-э», – как магнитофонная запись, включилось в его голове.

Затем слова пропали, но осталась музыка.

«Трам-пам-парам-пам-парам-пам-парам», – поползла вверх нота, чтобы потом вновь упасть вниз, словно водопад.

Но какие же там слова?…

Вместо того чтобы допеть припев, он затянул его заново, споткнулся на первой строчке, «пропарарамкал» до третьей. Откуда-то вылезло слово «партия». Было понятно, что оно не отсюда, но что там дальше – хоть умри, стерлось! Он снова быстро, с раздражением прокрутил в голове то, что уже «насобирал». «Братских народов… чего-то там так», – резво продвинулся он на два слова вперед, радостно обернулся к понурому Владу – Муранов все это мог помнить гораздо лучше.

Она уходила. Каким-то бесовским способом выворачивала бедро, подтягивала ногу, перенося тяжесть тела на здоровую, быстро переступала и снова совершала свой сложный акробатический этюд.