* * *

У Влада мерзли руки. С осени по весну кровь отказывалась циркулировать по его деревенеющим конечностям. Без перчаток он долго не протянет.

Куда, куда вы подевались?

Он уже заранее зяб. Стоило представить, как он выходит на улицу, и руки охватывала неприятная прохлада. В карманах уже дырки появились – до того старательно он запихивал туда кулаки.

Идти к Вербицкой ему не хотелось. Особенно после сеанса гадания. Но мерзнувшие руки были важнее, поэтому он повернул в сторону оранжевой высотки.

Воскресенье. Все должны быть дома.

Он прошел вдоль ряда бесконечных подъездов. В голове его навязчиво крутился гимн. И зачем Митька попросил его вспомнить какую-нибудь песню? Уж лучше бы они спели что-нибудь душевное, а тут – на каждом шаге хочется выпрямиться и честь отдать! Слова гимна Муранов помнил хорошо – каждый учебный год уроки музыки начинались с того, что они опять его учили.

Сначала Влад тоже, как и Митька, пропел мысленно припев, потом ему стало интересно – вспомнит ли он весь текст, все три куплета? Он бы, наверное, быстро их пробормотал и забыл, но каждый куплет тянул за собой припев. Он был просто монументальным и требовал полного завершения, иначе где-то «наверху» могли обидеться. Словом, занятие Влад себе нашел.

Дверь открыла женщина, выходившая на улицу, что было очень удобно – даже если Васька и захочет, не успеет от Муранова сбежать. На этаже ему снова повезло – дверь Васькиной квартиры была приоткрыта. Больше того – в дверном проеме торчал Василисин зад, обтянутый голубыми трениками.

Вербицкая мыла пол. Плохо сбалансированная дверь норовила закрыться, но Васька задом подпихивала ее. Домыв порог, она повозила тряпкой по половичку у двери. Убедилась в идеальной чистоте и выпрямилась.

От увиденной им картины Влад слегка обалдел. Васька была в топике и трениках, волосы подхвачены ободком и собраны в разлохматившийся хвост. От того, что она работала наклонившись, лицо ее раскраснелось, а глаза странным образом заблестели.

– Ты чего? – поудобнее перехватила тряпку Васька.

– Чего? – тут же забыл, зачем шел, Влад, а в голове у него, как набатный колокол, «завелся» очередной припев гимна.

– Пришел зачем?

– Василиса, ты с кем там? – вышла в прихожую Васькина мать.

Как же они были похожи! Наверное, когда вырастет, Васька станет такой же – высокой, крепкой, с густыми темными волосами.

– Как здоровье? – брякнул первое попавшееся на язык Муранов. Не гимн же ему начинать читать или петь, честное слово!

– О! Явился помочь навести в квартире порядок? – уперла руки в бока Васькина мама.

– А тебе так идет. – Влад оглядел хозяйственно-деловую одноклассницу – в школе Василиса была другой. Причесанной и, что ли, более беззащитной.

Васька еще сильнее вспыхнула, но мать не дала ей пустить тряпку в дело.

– Что же ты через порог разговариваешь? Заходи! Раз пришел, будешь шкаф чинить.

Васька фыркнула и ушла в квартиру. Надо было как-то осторожно попросить ее вернуть перчатки. А то еще Васькина мама что-нибудь неправильное подумает.

Муранов разулся, снял куртку, как культурный чел, сходил в ванную комнату – сполоснуть руки. При этом промывавшая в ведре тряпку Васька чуть не обдала его грязной водой.

– Песню какую-нибудь, кроме гимна, знаешь? – нервно спросил Влад. Что-то он волнуется в ее присутствии. Неужели предсказание сбудется и он влюбится в Вербицкую?

Вода в ведре выплеснулась через край, и Влад предпочел ретироваться к стеночке.

– Что же вы за люди-то такие, – принялась за знакомую проповедь Васькина мама. – Все у вас через голову, кувырком. Ничего по-человечески сделать не можете!

В упавшей на пол дверце стенного шкафа был сломан ролик. Чтобы прикрутить новый, кто-то должен был держать саму дверь, чтобы ее не перекашивало. Это и делал Влад. Тяжелое полотно то и дело норовило накрениться и придавить собой неловкого помощника.

– Девочка к вам новая пришла, так вы ее за хромоногость забили уже! Василиса с ней дружит – теперь и ей досталось. Что из вас только вырастет?

Влад молчал. Он уже отвечал своей матери на этот вопрос – объяснять что-либо было бесполезно. Что бы он ни говорил, его начинали уверять, что ничего, кроме колонии строгого режима и судьбы уголовника, ему не светит. Гимн еще этот…

Васькина мама и не ждала его ответов: ей и без активных собеседников было хорошо.

Подлезть с отверткой к нужному пазику оказалось делом сложным, поэтому мама возилась с этим сама, при этом не забывая говорить:

– Вы же мальчики, вы должны быть защитниками! Помощниками, в конце концов. Вам же в армию идти, страну защищать!

Влад закрыл глаза. Про страну и отечество он уже слышать больше не мог.

– Я понимаю! Все хулиганят, не без этого. И мы бегали с уроков, и нас мальчишки за косички дергали. Но при этом мы оставались людьми: учились, дружили, после школы нашли себя, закончили институты, создали семьи. Вы же как оторванные шарики – вас ветром носит, вы и летаете. А куда, зачем? Никто не знает. Восьмой класс, уже вроде взрослые, а совершаете детские поступки, хулиганите и абсолютно не думаете о последствиях. И вроде бы одни книжки читаете, одни фильмы смотрите, но ничего вокруг себя не видите и не слышите. Мы хотя бы взрослых боялись, вы же – вообще без тормозов.

Сквозь звучавшие в голове слова бесконечного гимна и назидания Васькиной мамы Влад вдруг услышал чье-то бормотание. Рядом с ним что-то пели. Слова поначалу он не разобрал.

– Оправдывать все это тяжелым временем нельзя, – на одной ноте бубнила Васькина мама, скрывшись в шкафу. – Любое время тяжелое! Другого вам не предоставят. Надо учиться жить здесь и сейчас.

Придерживая дверь рукой, Митька потянулся и выглянул в коридор.

Пела Васька. Пела по-английски. Что-то очень знакомое, но слова не совсем понятные.

– «We will, we will rock you», – протянула она вдруг, и Муранов вспомнил. Это была группа «Queen». Его отец любил Фредди Меркури и часто ставил его диски. А эта песня… Подождите, подождите… Как же там?

«Buddy, you’re a boy make a big noise

Playin’ in the street gonna be a big man some day…»[1]

«Сейчас ты играешь, но однажды ты вырастешь…»

Как приговор! Или наоборот? Подсказка? Все твои проблемы до тех пор, пока ты не вырастешь и не станешь самостоятельным?

Он и сам не заметил, как отпустил дверь и вышел в коридор – послушать, как поет Вербицкая. Она что-то драила в ванной и, перекрывая звуки льющейся воды, горланила: