— Прошу тебя, Карл, согласись! Отдохнешь, а там видно будет!

— Поздно, поздно, Джули, уже все доложено в ЦК наверняка. Может быть, даже в Политбюро. Теперь они меня в любом случае отзовут, даже если я скажу им, что передумал. А я не хочу возвращаться. Меня никто там не ждет.

— У тебя там нет семьи, родственников?

— Считай, что нет. А те, кто есть… Ладно, не хочу об этом…

Джули не знала, что еще говорить после этого. Все слова кончились.

А он сказал:

— Как странно, что ты меня теперь уговариваешь остаться шпионом… Но я понимаю, у тебя тоже нет хорошего варианта выбора. Поэтому ты и мечешься. Извини меня, я тебя втравил во все это. Колоссальное свинство с моей стороны.

— Не надо извиняться. Я все равно ни о чем не жалею — кроме одного. Что заставила тебя совершить такой безумный поступок. Но я не предполагала, что это возможно. Я не думала, что ты способен…

И Джули сорвалась. Заплакала. Заревела в три ручья. И он бросился к ней, поднял со стула. Обнял, стал целовать. Но она долго не могла успокоиться.

А потом они прожили три месяца. Почти счастливыми. Только за каждым углом Джули мерещилась слежка. Любой незнакомец был подозрителен: не достанет ли он из кармана пистолет с глушителем? Да и Карл был напряжен, хотя пытался скрывать это от нее. Опять барбекю делал, мясо жарил. И соседей, как в прежние времена, звали, даже Риту. Даже с теткой пытались мириться. И та ворчала, ворчала, но стала приходить на чай. И с какого-то момента чувство опасности начало притупляться.

Но однажды Карл ушел в город, на Сандгейтроуд прогуляться, газеты купить. А потом и Шанталь забрать из детсада. Но в четыре часа оттуда позвонили, спросили: почему за девочкой никто не приходит? Джули залепетала что-то, села за руль, съездила за Шанталь, привезла ее домой. Около дома бродила тетка.

Едва поздоровавшись, задала Джули немыслимый вопрос:

— Где твой Карл?

— За газетой пошел, но что-то задерживается, — сказала Джули не своим голосом.

— Имей в виду, — сказала тетка. — Мне Бриджит звонила. Говорит: кажется, только что видела Карла в Черитоне. В машине, набитой странными людьми. Машина стояла на светофоре, и что-то там внутри происходило, будто возня какая-то шла. Она, конечно, не может поручиться, толком рассмотреть не удалось. Но ей показалось, что Карл или похожий на него человек что-то ей пытался сказать, какой-то жест сделать, но ему не дали. Наверно, говорит, обозналась. Не может быть, чтобы это был ваш Карл. А ты как думаешь, мог он в Черитоне почему-то оказаться? А? Что ты молчишь?

Но Джули ничего сказать не могла. Даже головой покачать не сумела. Она уже даже и не слышала, что еще говорила ей тетка.

Потому что небо упало на землю.

Они уже довольно долго кружили по неотличимым друг от друга кварталам Оболони, киевского варианта московских Черемушек, когда Миша вдруг вцепился Данилину в руку и зашипел: «Вот он, смотри!» Данилин резко обернулся: его глаза скользнули по одной мужской фигуре, по другой… Все тоже какие-то одинаковые, как дома вокруг, серые, невзрачные, в мешковатых плащах… «Вот этот, этот, точно это он!» — Миша указывал теперь пальцем на одну из фигур на тротуаре. Водитель Коля притормозил. «Иди, с богом!» — Миша вытолкнул колебавшегося Данилина из машины.

Человек в черной старой шляпе, в темном плаще, с лицом, наполовину закрытым шарфом, — как мог Миша его узнать? «Сейчас будут обознатушки-перепрятушки», — подумал Данилин, но все-таки решительно прибавил шагу, догнал человека в плаще, громко позвал: «Юра!» Человек продолжал движение, ни на секунду не сбившись с шагу. Хотя как можно не услышать, когда тебе орут практически в затылок? Может, пан глуховат? Тогда Данилин обогнал его, перегородил дорогу и закричал: «Юра, мне очень нужно с вами переговорить, это очень важно!» Несколько прохожих — женщина с ребенком в коляске, старуха с авоськами, шарахнулись прочь от данилинского крика, чуть друг с другом не столкнувшись, но ничто не дрогнуло в лице предполагаемого Юрия. По глазам и торчавшему над шарфом носу Данилин не мог понять, с кем он разговаривает. Как и большинство, он не умел узнавать людей по отдельным чертам лица. Кроме того, человек никогда до конца не похож на свою фотографию, тем более пятнадцатилетней давности.

Человек в плаще равнодушно посмотрел на Данилина, сказал тихо и как-то по-машинному, точно робот: «Вы помылылися». После чего как-то очень механически сделал два шага вправо, обогнул тем самым Данилина и продолжил движение вперед — равномерно и невозмутимо. «Это не он, наверно, Миша ошибся», — подумал Данилин, но решил все-таки довести эксперимент до конца. Снова обогнал человека в плаще, снова преградил ему путь. Сказал:

— Юрий, я знаю, это вы. Я привез вам привет из Англии. От Джули и вашей дочки Шанталь. Они ужасно по вам скучают, не могут забыть.

Но опять ничего не дрогнуло в закутанном лице. «Вы щось плутаетэ», — сказал человек. И попытался вновь обогнуть Данилина и продолжить путь. Но Данилина уже понесло — какая теперь разница, надо идти до конца!

— Юра, Карл, я точно знаю, что это вы! Бессмысленно отпираться. Ну что с вами станет, если вы меня выслушаете, три минуты времени потеряете. А потом пойдете по своим делам.

— Да шо вы ко мне причепились? Я ж говорю вам, вы ошиблись. Обознались! Не знаю никакого Юрия! Понятия не имею, Карл еще какой-то… Дайте пройти, я спешу.

Данилин быстро достал из кармана несколько фотографий.

— Вот, неужели не хотите краешком глаза взглянуть на Джули и Шанталь? Это свежие снимки.

Несколько секунд человек вел себя странно: вроде бы и смотрел на фото и вроде бы их не видел. Потом вдруг резким движением взял снимки. Поднес к глазам. Достал очки из внутреннего кармана. При этом бормотал: «Ничего не понимаю, какие-то фотографии…» Затем принялся внимательно их разглядывать, уже в очках. Данилин впился в его лицо, стараясь не пропустить реакцию. Но не тут-то было. Не было никакой реакции. Ничто там не дрогнуло. Человек в плаще изучал снимки совершенно равнодушно. Но внимательно.

Потом сказал:

«Не. Никогда не видал таких женщин. Я ж говорю: помылылися».

И протянул фотографии назад Данилину. А тот вдруг сказал:

— А вы оставьте их себе.

— Зачем?

— Ну так… красивые женщины… англичанки… вам же скучно, наверно, на пенсии.

Человек стоял какую-то секунду в нерешительности, все еще протягивая снимки Данилину, потом пожал плечами, бормоча: «Дурниця якась, но штоб ты отчепился тильки». Решительно засунул фото во внутренний карман плаща. После чего, не глядя на посторонившегося Данилина, невозмутимо проследовал дальше.

Данилин вернулся в машину. «Ну что, что?» — Миша аж на сиденье привскакивал от нетерпения. «Ошибся ты, Михаил, по-моему, вот что. Помылылися». — «Ничего я не ошибся! У меня зрительная память отличная! И я его, голубчика, за эти дни изучил, и походку его, и все остальное! Точно говорю тебе: он!» — «Да, но сам-то он это отрицает. Говорит: вы плутаетэ». — «А чего ж он тогда снимки-то взял, а?» — «Ну так, скучно ему вроде на пенсии. Будет красивых англичанок изучать». — «Ну да, конечно, держит нас за дурачков…» — «Может, и держит, — отвечал Данилин. — Но только знаешь что? Вообще-то, он как-то правдоподобно больно выглядит… и звучит. Такой взгляд… туповатый, и вообще. Похоже, не шибко грамотный товарищ… Какие там иностранные языки, какие нелегалы, так, житомирский райотдел, в лучшем случае…»