— Я-асно, — протянул, заикаясь, Аристарх.

— А ежели ясно, так подработку я вам подкину. Рук замарать не побоитесь, будете при деньгах — и на клуб хватит, и на ресторацию… Этот зверь, кстати, как бишь его?

— Ховала.

— Почему не в клетке?

— Так выбирается, к-как ни запирай, — все еще заикался молодой человек, — но из зоосада не уходит.

— И в клетки к другим криптидам лазит? — оживился Бессмертный.

— Бывает…

— И к лламиги-и-дору?

Аристарх кивнул.

— Отлично, — кровожадно потер руки начальник. — Вы идите и помните о моем предупреждении, а я все организую.

Аристарх вышел из кабинета сам не свой.

— Эк с лица-то спал! — посочувствовал сторож. — Молочка не хочешь для кроветворения?

Бредихин только отмахнулся.

Марусь обеспокоенно заерзал на плече паренька. Что за лихо приключилось с подопечным? Чем помочь?

— Тихо сиди, не высовывайся, — положил ему руку на седую голову названый сынок, — а то тоже на чучело пойдешь.

И так приуныл малахольный, что в первом же вольере едва не угодил в лапы к буньипу. Впервые Марусь не смог докричаться до приемыша, чтобы предупредить, — пока за ухо не прикусил, ни за что этот беспечный отрок отрываться от своих мыслей не хотел.

Думал ховала, поест болезный, и лучше ему станет. Куда там! К обеду все только еще больше запуталось, ибо объявился другой соплеменник сынка — опасный, с такими не шути!

Как определил болотный зверь эту опасность — бог весть. Посторонний глаз ни за что бы не углядел никаких странностей в неприметном субчике, что подошел к Бредихину, взял его за плечо и всего-то секунд двадцать продержал. Ведь не мог же Марусь и в самом деле понять смысл слов, продавленных сквозь желтые от табака зубы:

— Слышь, паря, ты роток-то на замок закрой. У тишайших жизнь долгая, у громких короткая. Смекаешь? Завтра в это же время к тебе подойдет человечек, ты ему эту тварь пучеглазую передай. Не боись, после отблагодарим, уж не обойдем.

Как похолодел приемыш от этих слов, Марусь почувствовал даже сквозь его рабочую куртку, но ободрить никак не успел.

— День добрый, Аристарх, как там ваша поддельная арысь поживает? — К сыночку подошла знакомая девушка, и ховала приветственно закурлыкал: само собой, самочки за малахольным не бегали, так что эту единственную надо было привечать. — Ты почему такой бледный? Тебе плохо? Аристаша, а что это за странный господин сейчас подходил?

А Бредихину действительно стало нехорошо: парень он был хоть и невидный, но сообразительный.

— Пропал я, Акулина Никифоровна! — с чувством вскричал он, хватаясь за голову. — Не бывать мне больше у вас на вечерах!

— Да что ты говоришь такое? — испугалась девушка.

И парень уступил настойчивости темных вопрошающих глаз, рассказал все, что с ним приключилось с самого начала дня.

— В полицию надо! — решительно заявила Акулина.

— Прирежут, ей-богу, прирежут, — убивался несчастный.

Девушка задумалась лишь на секунду, в силу своеобразной профессии ум ее был гибок, скор и заточен на поиски неординарных решений для неординарных проблем.

— Тогда пускай полиция придет сама, но по другому вопросу, — улыбнулась чаровница, поглаживая довольного ховалу по серебристой шерстке.

Задумка Акулины отличалась детской простотой и легкостью исполнения. Требовалось лишь выбрать клетку с достаточно опасным хищником, да желательно еще с тем, которого ушлый Бессмертный уже успел продать и подменить. На худой конец могла сгодиться та же арысь. В клетку бросить немного мяса, завернутого в одежду незадачливого смотрителя Аристарха Бредихина, а затем спрятаться и ждать, пока кто-то не поднимет панику и не вызовет полицию.

Молодого человека смущал только один момент:

— А вдруг полиция не разгадает махинаций Бессмертного?

— Так мы им подскажем! — не смутилась Акулина и протянула сообщнику прямоугольную карточку. — Вот!

Карточка оказалась фотографией, да не чьей-нибудь, а самой милой заговорщицы. Аристарх перевернул ее: «Каждый вечер с нетерпением жду вас в клубе. Акулина».

— Господа полицейские обязательно к нам нагрянут, а уж мы ваш мнимый дух призовем честь по чести. Сами все им и расскажете!

— Акулина Никифоровна!

— Что? Вам не нравится? — вдруг растерянно забеспокоилась девушка.

— Не в этом дело! — тут же уверил ее Аристарх. — Фотография! Вы заранее ее принесли и подписали!

Милая обманщица зарделась, словно школьница. А пылкий юноша уже схватил ее тоненькую ручку и притянул к своему сердцу.

— Смею ли я надеяться, Акулина Никифоровна?

Ах, молодость! Даже не разумеющему человеческую речь ховале было понятно, что смеет, и еще как.

Афера была осуществлена той же ночью. Вот только пожалел Аристарх зоосадовых криптид, не стал вешать ни на кого свое мнимое убийство. А ну как полиция застрелит бессловесную тварь с перепугу? Выбрал пустую клетку, где вместо несуществующего животного были установлены одни свистелки. Теперь, зная о деятельности начальства, Бредихин не сомневался, что деньги на эти свистелки были взяты из бюджета в таком количестве, будто покупалось одно из самых редкостных чудовищ. Про подлог знали не все, только смотрители, занимавшиеся уборкой. А завтра с утра как раз смена новенького Булкина — вот уж лучшего человека для наведения паники не придумаешь.

Беспокоил только ховала…

А ховалу беспокоил малахольный приемыш. Мало того, что заявился посреди ночи, так еще и какие-то кровавые ошметки в пустую клетку таскает. Марусь ворчал и неодобрительно перебирал лапами на плече у сынка.

— Ты, вот что, спрячься и к людям не вылезай, пока я за тобой не приду. Еды я тебе оставил.

Ховала заворчал сильнее, прикрыл веки, а когда открыл, из глазниц ударил такой яркий оранжевый свет, будто за каждой было по лампе.

— Тише-тише-тише, не сердись, — тут же засуетился Аристарх, не зная, как прикрыть все двенадцать глаз зверя всего двумя человеческими ладонями. — Ты меня так сейчас с головой выдашь!

Марусь, может быть, и послушался бы приемыша — вылезать к людям он ой как не любил, — вот только на следующий день случилось знаменательное событие. В зоосад наконец-то пожаловал человек старше двадцати лет, с четырьмя глазами, одна пара которых (о диво!) была совсем такая же оранжевая и круглая, как у ховалы. Человек шел в окружении остальных двуглазых, и Марусь сразу проникся к нему уважением: следить за такой толпой молодняка было не просто. Зверь скакал по веткам, кустам и оградам, неприметно следуя за чудом, но, когда четырехглазый зашел в вольер, где приемыш оставил окровавленное тряпье, не утерпел — шмыгнул следом.