– Итак-с, господа присяжные заседатели, – произнес пристав, по-прежнему воображавший себя обвинителем в суде, – имея некоторое количество более или менее достоверной информации, мы смело можем утверждать, что секрет опаснейшей в мире древолазной лягушки был нанесен на клинки после первой дуэли Дмитрия Афанасьевича с Иваном Карловичем. Что состоялась вчера утром, у ротонды. Согласно выводам следствия, господин Фальк не виновен, а следовательно, не причастен к отравлению оружия и, будь оно смазано смертоносным зельем, обязательно бы заметил неладное. Зато вечером, в темноте да при свете факелов, возможность обнаружить на лезвии яд представляется весьма маловероятной. По возвращению господ фехтовальщиков с лесной прогулки, которая в тот раз по чистой случайности не окончилась кровопролитием, шпаги перекочевали во временное владение усадебного приказчика Холонева и находились под его пристальным надзором вплоть до окончания драмы. А стало быть, единственным временным отрезком, на протяжении которого клинки могли быть отравлены, являются те полчаса, когда все обитатели усадьбы собрались в старой бане и разглядывали мертвое тело станового пристава Вебера.

Полицейский выдержал короткую паузу, перевести дух, и не без удовольствия отметил, что ему удалось всецело завладеть общим вниманием. Нетерпеливо поерзав на стуле, он заговорил вновь, постаравшись придать своей речи чуть больше пафоса:

– Показания конюха позволяют судить о местонахождении злосчастных рапир в обозначенный временной отрезок. Слуга клянется, что по прибытию бар от ротонды оружие было на Дульсинее…

– На ком, простите?

– Приторочено к седлу Дульсинеи, – нарочито вежливо повторил Антон Никодимович. – Любимой княжеской коняжки, оставленной вместе с другими скакунами у ветхого предбанника, близ пруда. А теперь, дамы и господа, позвольте сделать вам вопрос, кто из присутствовавших, тогда на месте преступления, имел неосторожность отлучаться? Хотя бы на минуту-с?

Раздалось сразу несколько голосов.

– Черт бы меня побрал, если это не наш скорбный желудком педагог.

– Я думала, человеку и впрямь плохо! – покачала головой Ольга Каземировна.

Поликарпов невольно поежился под пронзительным взглядом молчавшей княжны. Ему показалось, будто что-то в облике девушки незримо переменилось. И не сказать, чтобы в лучшую сторону. События последних часов напрочь вытеснили из Софьи Афанасьевны былую мягкость и детскую непосредственность.

Ничего, подумал пожилой сыщик, время лечит. Станет барышня еще смешливей и милей, чем прежде. Перемелется – мука будет!

– А откуда, ваше благородие, вы взяли, что рапиры не могли быть намазаны отравой в период хранения в холоневском чуланчике? – спросила юная помещица, недоверчиво приподняв точеную бровку.

– Помилуй, Софи! – возмущенно пророкотал управляющий.

– Очень просто, сударыня, я исключил этот вариант, основывая свои умозаключения на твердых фактах и логике. Видите ли, внимательный осмотр дуэльного реквизита дал весьма любопытный результат. Мне удалось обнаружить, что навершие шпаги, которой сражался господин Фальк, было искуснейшим образом спилено почти наполовину. Представляете, мое удивление!

– Как спилено?! – воскликнула Ольга Каземировна.

– А вот так! – улыбнулся пристав, щелкнув пальцами.

– Ведь это жульничество, господа!

– Вне всяких сомнений, мадемуазель. Баланс клинка был изрядно смещен, отчего оружие стало почти неуправляемым-с. Уверяю вас, если бы речь шла не об учителе фехтования, оппонент князя Арсентьева был бы давно уже мертв и не сидел бы теперь среди нас.

Софья Афанасьевна сделалась еще красней, страдальчески вздохнула, но заставила себя задать честный вопрос.

– Владимир Матвеевич, мой брат об этом знал?

Холонев тоже пошел густыми малиновыми пятнами и… промолчал.

Стараясь ни на кого не глядеть, девушка тихо произнесла:

– Стало быть, знал…

– А с чего вы все-таки взяли, сударь, – заголосил вдруг Мостовой, – что эти несчастные шпажонки не могли быть отравлены пока лежали у Володи Холонева? Вот вы говорите факты, логика! Но разве не логично предположить, что все это сделал приказчик? Раз спилил с рукояти набалдашник, что бы обеспечить своему сюзерену викторию, то вполне мог и нанести на лезвие яд. До полного кумплекта, так сказать. Чтоб наверняка!

– Да, мне приходило это в голову, господин адъюнкт-профессор, – хитро улыбнулся пристав. – Но зачем, извольте вас спросить, в таком случае было смазывать оба клинка-с? Ведь почтеннейший Владимир Матвеевич доподлинно знал, каким оружием будет биться каждый из дуэлянтов. Иван Карлович шпагой со спиленной шишкой, князь – целой. Нет! Это могло сделать только третье лицо. Лицо, являющееся настоящим убийцей. То есть, вы-с!

Алексей Алексеевич застонал, точно от зубной боли и предпринял еще одну отчаянную попытку оправдаться.

– И все равно не сходится! Вы судите о моих поступках предвзято и совершенно бездоказательно. По-вашему, выходит, раз я выбегал из чертовой бани – я и есть проклятый душегубец и сволочь, каких мало. Ну, послушайте себя, ведь это же чистый бред! Да, теоретически я мог все это сделать. Подчеркиваю, те-о-ре-ти-че-ски! Но где, господин иудейский прокуратор, хоть одно маломальское доказательство? Что вы можете предъявить? Пустые умозаключения? Ха! Боюсь, что в суде, ради эффектного выступления в котором, вы битый час упражняетесь в словоблудии, вам не никто не поверит.

– Вы не того боитесь, ваше благородие, – сверкнула глазами Софья Афанасьевна, похожая в эту минуту на истинную валькирию. – Я сейчас же прикажу мужикам взять багры и хорошенько прочесать пруд. Если в нем и впрямь найдутся… если там обнаружатся… Татьяна и Тимофей… это подтвердит выводы следствия и тогда.

Княжну била крупная дрожь. Доктор Нестеров сделал заигравшемуся полицейскому резкое замечание и немедленно занялся девушкой. Ему дважды пришлось давать бедняжке нюхательную соль, прежде чем приставу удалось, наконец, продолжить.

– Что ж, господа, – сказал он, когда Софья немного успокоилась, и Вадим Сергеевич вернулся в облюбованное кресло, – я и впрямь несколько увлекся нашим маленьким спектаклем. Полагаю, самое время принять заслуженные аплодисменты и опустить занавес. Вы, профессор, умнейший человек и говорите истинную правду о цене моих умозаключений. Без доказательств – они ничто-с! Согласен. Однако я – не Охолонев и не привык делать пустых выводов, не подкрепляя их твердыми фактами. Я, знаете ли, не сажусь играть в карты, не имея на руках достаточного количества козырей.

– Позвольте, что вы имеете в виду? У вас есть что предъявить?

– Безусловно! Это я и пытаюсь вам втолковать! Не нужно, дорогая Софья Афанасьевна, прочесывать пруд. Во всяком случае, это совершенно не к спеху. Мои люди уже осмотрели все, что нужно. Шадрин, голубчик, прикажи доставить сюда доказательства.

Громко стуча сапогами, заместитель начальника городской полиции удалился за дверь.

– Какие еще доказательства? – рассмеялся Мостовой, проводив полицейского взглядом, и губы его задергались в нервном тике. – У вас на меня ничего нет! И быть не может! Если вы решили взять Мостового на зихер, советую вам немедленно оставить эту затею. У вас ничего не выйдет.

Створки скрипнули вновь, и в столовую залу влетел давешний помощник в сопровождении