что наступил конец татарскому игу. Однако события вскоре показали, что Орда все еще не так бессильна, как о ней думали. Первым пришлось испытать на себе эту силу гордому государю Литвы и Западной Руси.

Тамерлан отдал Золотую Орду одному из сыновей Урус-Хана, бывшего Тохтамышева соперника. Но по уходе завоевателя в Сарае возвысился старый хитрый мурза Эдигей, служивший некоторое время у Тамерлана; он стал играть роль Мамая, то есть свергать и возводить ханов и управлять их именем. Он посадил на престол одного из царевичей ордынских, Тимур Кутлуя. Меж тем Тохтамыш нашел убежище во владениях Витовта. Этот последний вздумал воспользоваться низверженным ханом для того, чтобы подчинить своему влиянию самую Золотую Орду, и с ее помощью расширить пределы своего государства на счет соседей, особенно со стороны Северной и Восточной России. Для этих целей надобно было прежде всего воротить престол беглецу, и, когда из Орды прибыло посольство в Литву с требованием о выдаче Тохтамыша, Витовт отвечал: «Иду на Кутлуя». Поход, предпринятый литовско-русским государем против татар, имел характер крестового похода. Папа Бонифаций IX особой буллой к духовенству Польши и Литвы велел проповедовать такой поход против нечестивых мусульман и давал разрешение от грехов всем участникам его. Витовт собрал большую рать; с ним соединилось до пятидесяти подручных ему мелких удельных князей Литвы и Юго-Западной Руси. Многие польские паны со своими дружинами приняли участие в походе; из их среды особенно выдавался Спытко из Мелыптина, владевший частью Подолья на правах литовского вассала. В состав Витовтовой рати вошел и значительный татарский отряд, предводимый Тохтамышем. Даже тевтонские рыцари пришли к нему на помощь с несколькими стами панцирных всадников. При войске, кроме самострелов, находились и огнестрельные орудия, то есть пушки и пищали. Польская королева Ядвига была еще жива и, томимая тяжелым предчувствием, не одобряла этого предприятия. Но Витовт, надменный своим могуществом, не хотел слушать предостережений и в июле 1399 года торжественно выступил в поход. По всем признакам, гром Куликовской битвы возбуждал его соревнование, и он надеялся собственной великой победой затмить славу Димитрия Донского.

Семидесятитысячное христианское войско благополучно перешло за Днепр около Киева и углубилось в степи. Миновав Суду, Хорол, Псел, оно остановилось на берегу Ворсклы; на другом берегу ее появилась татарская орда, предводимая ханом Тимур Кутлуем. Этот последний, видя превосходство в силах на стороне противника, вступил с ним в переговоры, чтобы выиграть время: он поджидал к себе на помощь Эдигея с другой татарской ордой. «Зачем ты идешь на меня, когда я не нападал на твои пределы?» — велел спросить Кутлуй. «Господь дал мне владычество над миром; плати мне дань и будь моим сыном», — гордо отвечал Витовт. Хан обещал платить дань; только на одно требование он не соглашался: чтобы на татарских монетах значились имя и печать Витовта. По этому поводу татарин просил три дня сроку на размышление, а между тем осыпал великого князя подарками и занимал его своими посольствами. Но вот подоспел Эдигей с новыми силами. Он попросил Витовта выйти на берег реки для личного свидания. «Храбрый князь, — сказал он, — если Тимур Кутлуй хочет быть твоим сыном, так как он моложе тебя, то, в свою очередь, будь ты моим сыном; я старше тебя; поэтому плати мне дань и вели изображать мою печать на литовских монетах». Раздраженный такой насмешкой, Витовт приказал войску покинуть свой лагерь, огороженный телегами с железными цепями, затем перейти реку Ворсклу и начать бой. Благоразумный Снытко Мелыптинский пытался предостеречь великого князя и советовал ему заключить мир ввиду большого превосходства татар (число которых простиралось будто бы до 200 тысяч). Но его советы возбудили ропот среди легкомысленной молодежи. Особенно горячился один польский пан, по имени Павел Щуковский. «Если тебе жаль расстаться с твоей красивой женой и твоими большими богатствами, — воскликнул он, — то не смущай, по крайней мере, тех, которые не страшатся умереть на поле битвы!» — «Сегодня же я паду честной смертью, а ты трусом убежишь от неприятеля», — будто бы отвечал на это Снытко.

Сражение возгорелось 12 августа, во вторник, уже поздним временем, то есть далеко за полдень. Поднятая страшная пыль скрывала движения татар. Варвары успели окружить христианских рыцарей, перебили у них коней и заставили их защищаться пешими. Надежда на пушки оказалась обманчива; эти неуклюжие, неповоротливые орудия мало вредили легкой татарской коннице, которая то рассыпалась, то соединялась в массу, смотря по ходу боя. Однако Витовт успел было потеснить стоявшего перед ним Эдигея. Но Тимур Кутлуй зашел в тыл христианскому войску и решил победу. Первый обратился в бегство Тохтамыш со своими татарами; а за ним вскоре последовал и Витовт со своими боярами и братом Сигизмундом. Наступившая ночь покровительствовала их бегству. Много литовско-русских князей и вельмож полегло на поле битвы или попало в плен. В числе павших находились двое Ольгердовичей, Андрей Полоцкий и Димитрий Корибут Брянский (столь успешно предводительствовавшие на Куликовом поле), далее Глеб Святославич Смоленский, Иван Юрьевич Бельзский и другие. Спытко Мелыптинский также остался на месте; а хвастливый пан Щуковский действительно спасся бегством. Весь лагерь со всеми запасами и пушками достался в добычу неприятеля. Очевидно, Витовт, соревнуя Димитрию Донскому, на этот раз не сравнялся с ним быстротой действия, умными предосторожностями и выбором места для битвы. На открытом ровном поле, не огражденном ни с какой стороны естественной защитой, тяжелое или малоподвижное христианское войско подверглось всем невыгодам своего положения ввиду обычной татарской тактики. Татары преследовали бегущих до Киева. Тимур Кутлуй взял большой окуп с этого города «будто бы 3000 руб., да еще с Печорского монастыря 30 руб.». Варвары опустошили Киевскую и Волынскую области до самого Луцка и затем воротились в свои степи, обремененные огромной добычей и пленниками. Тимур Кутлуй вскоре после этого похода умер; Эдигей возвел на престол Кутлуева брата Шадибека. Несколько лет спустя Тохтамыш погиб в южной Сибири; по некоторым известиям, он пал от руки самого Эдигея[44].

Поражение Витовта на Ворскле имело немаловажные последствия для Восточной Европы. Ослабив, хотя и временно, Великое княжество Литовское, оно нанесло удар замыслам Витовта на Северную и Восточную Россию и задержало расширения его пределов с этой стороны. В Москве не без тайного удовольствия смотрели на ожесточенную борьбу двух своих главных врагов: Орды и Литвы. Поражение этой последней немедленно отразилось на судьбе Смоленского княжения.

Смольняне, тяготившиеся литовским владычеством, вошли в сношение со своим прирожденным князем Юрием Святославичем, жившим в Рязани у своего тестя