в добычу победителям. Витовт принимал личное участие в битве. Общим предводителем считался польский король; но он мало распоряжался, а большую часть времени провел в теплых молитвах, стоя на холме позади войск, окруженный большой свитой. Таким образом, эту битву выиграл не какой-то полководец; победа была одержана народным славянским ополчением. Из русских областей в ней участвовали полки галицко-волынские, киево-северские, полоцко-витебские, смоленские и прочие. Из них своим мужеством в этот день отличились особенно смоляне; но главную честь победы стяжали, несомненно, поляки. Дотоле занимавшая скромное место в ряду европейских держав, Польша, благодаря тесному единению с Литвой и Западной Русью, после этой битвы высоко поднялась во мнении целой Европы.

Это была одна из тех битв, которыми решалась участь целых государств. И действительно, в первые дни после нее казалось, что все здание с такими трудами созданного прусско-немецкого государства готово рушиться и сделаться добычей победителя. Король во все стороны разослал требования покорности; города и области Пруссии начали сдаваться ему один за другим; при этом выступили наружу вся ненависть туземного прусского населения к завоевателям немцам и даже нелюбовь самих немецких горожан и сельских дворян к рыцарям-монахам. Но с другой стороны не замедлила обнаружиться неспособность главного предводителя и недостаток единодушия в славянском лагере. Король слишком долго медлил и величался своими лаврами на месте победы. Вместо того чтобы тотчас ударить на самое средоточение орденского государства, на его столицу Мариенбург, Ягайло только на десятый день явился под его стенами. Тем временем один из орденских комтуров, энергичный Генрих фон Плауен, успел стянуть сюда остатки военной орденской силы, запастись провиантом и принять все меры, необходимые для упорной обороны. Осада Мариенбурга затянулась. В польско-литовском войске открылись болезни. На помощь ордену шли подкрепления из Ливонии и Германии; Сигизмунд, новоизбранный германский император, угрожал королю открытой войной. Первый покинул осаду Витовт; говорят, на него повлияли коварные внушения немцев насчет слишком усилившегося польского могущества, угрожавшего Витовтовой самостоятельности. Потом ушли мазовецкие князья, Семовит и Януш. А наконец, и сам Ягайло снял осаду. Прусские города между тем стали переходить в руки немцев. Война тянулась до следующего, 1411 года и окончилась миром в Торуне, по которому орден удержал за собой почти все владения; только Жмудь отошла к Великому княжеству Литовскому, а земля Добрынская к польской короне. Следовательно, невелики были матермальные выгоды победителей в сравнении с тем, что могла им дать победа при Грюнвальде. Зато моральные последствия победы все-таки были огромные. В этом отношении Грюнвальдскую битву можно сравнить с битвой Куликовской[47].

Более тесное сближение Великого княжества Литовского с польской короной продолжалось и после того, под давлением той же общей опасности, угрожавшей со стороны немцев: оправившийся от поражения орден, в лице своего нового магистра, помянутого фон Плауена, уже задумывал воротить свои потери; причем опирался на сочувствие и помощь Германии, где новый император Сигизмунд, хотя и принадлежал к чешскому королевскому дому, однако был усердным поборником германизма и противником славянства. Для ордена была чувствительна утрата Жмуди; ибо эта область служила звеном, соединявшим тевтонских немцев с ливонскими, и в будущем могла повести к их полному слиянию. Вошедши в состав славяно-литовского государства, она навсегда разрывала земельную связь между двумя немецкими орденами.

Одним из главных проявлений усиления Польши и дальнейшего сближения с нею Литвы была так называемая Уния Городельская.

В 1413 году в октябре месяце съехались на берегах Западного Буга, в русском местечке Городло, с одной стороны Ягайло и польские вельможи, с другой Витовт и литовские бояре. На этом сейме составлен был новый торжественный акт унии Литвы с Польшей. В нем повторялось условие 1401 года относительно общего избрания преемников как Витовту, так и Ягайлу. Далее, на будущее время должны были в вопросах, касавшихся обеих стран, собираться общие сеймы, преимущественно в Люблине или Парчове, по образцу Городельского. Наконец, для вящего их объединения литовское боярство получило не только владельческие права и привилегии польской шляхты, но и самые польские гербы. Для этого знатные литовские роды были распределены или, точнее, приобщены к польским родам, имевшим свои знаки или гербы по образцу западноевропейского рыцарства. Так, воевода Виленский Монивид приобщен к польскому гербу Леливы, Трокский Явн — к гербу Задора, каштелян Виленский Мингайло — к гербу Равич и так далее. Этим приравнением литовских бояр к польским и распространением духовно-шляхетских сеймов на Литву сделан дальнейший шаг вперед в смысле влияния польско-шляхетского направления на литовскую государственность, то есть на ослабление власти великого князя Литовского, прежде почти неограниченной. Главный же шаг вперед Городельская уния сделала в смысле влияния собственно польско-католического; так как одинаковые с польской шляхтой права и привилегии получили литовские бояре только католического исповедания. Они могли давать в приданое дочерям части из своих земель, но только в том случае, если дочери выходили за католиков. В Литве были установлены высшие должности (уряды) и достоинства по образцу Польши, например воеводы и каштеляны; но на эти уряды должны были избираться только католики.

Таким образом, благодаря католической ревности литовских государей, перешедших из православия, то есть Ягайла и Витовта, собственно литовское население Великого княжества окончательно было подчинено католической церкви и польскому влиянию. Очевидно, помянутые исключительные статьи были направлены против Греко-Русской церкви, которой еще держалась часть потомков Гедимина и их боярства.

Хотя опасный враг Польши и Литвы Генрих фон Плауен около того времени был низвержен орденскими рыцарями и лишен магистерского достоинства за свои самовластные стремления, однако притязания немцев на Жмудь не прекращались. Чтобы теснее сплотить ее с Великим княжеством, Ягайло и Витовт решили докончить начатое немцами истребление язычества и вполне водворить там католическую церковь. С этой целью после Городельского сейма они отправились в Жмудскую землю и лично принялись крестить язычников. Как прирожденным литовским князьям, действовавшим то строгостью, то лаской и дарами, им удалось легче совершить это дело, чем ненавистным для туземцев жестоким и жадным иноплеменникам. Ягайло сам переводил молитвы и поучения для народа и нередко сам толковал ему правила веры на его родном языке. Очевидно, к миссионерской деятельности он был более склонен, чем к деятельности военной. Вместе с крещением народа король и великий князь строили в важнейших жмудских поселениях храмы парафиальные (приходские); кафедральный же храм возведен был в городе Медниках, который сделан местопребыванием особого жмудского епископа. А высшим гражданским сановником здесь поставлен был особый жмудский староста. Это крещение Жмуди, впрочем, не обошлось без кровопролития. Спустя несколько лет там