Довольно скоро Тешевич заметил, что Пенжонек, как бы на правах родственника, все чаще сворачивал разговор на проделки маленького пана Алекса, время от времени наезжавшего сюда вместе с отцом. Тешевич сначала удивлялся, но потом понял, что старый хитрец пытается таким способом вызвать его на откровенность.

В конце концов, однажды, под настроение, Тешевич поймал Пенжонека и, убедившись, что никто их не слышит, доверительно сказал:

— Пан Вацлав, а я к вам с просьбой…

— Хоть сто просьб, пан Алекс, — старик расплылся в улыбке, — Я весь внимание.

— Хочу, чтоб вы объяснили Хеленке…

— Кому? Хеленке? — забеспокоился Пенжонек. — Вы что, поссорились?

— Ни в коем случае, пан Вацлав, ни в коем случае. Она — прелесть. Тут дело во мне, пан Вацлав. Признаюсь, никак не привыкну к своему женатому положению…

— Понимаю… — снова заулыбался Пенжонек. — Я, к примеру, так и не решился. Всю жизнь старый холостяк.

— Так я о Хеленке, — Тешевич немного помялся. — Я же вижу, она старается… Ну, может, ей хочется что-то по-своему сделать…

— Пан Алекс, да вы ей сами скажите, она только рада будет, — взмахнул руками Пенжонек.

— Да нет, пан Вацлав. Она ж подумает, что это я хочу этого… Знаете, пускай только в кабинете все останется по-прежнему, а все остальное пусть переделывает как угодно.

— Ах, вот вы почему… — наконец-то уразумел Пенжонек и тут же хитро прищурился: — Пан Алекс, а как теперь с гостями быть? Ну там соседи, или еще кто… Они ждут ведь. Конечно, пока вы один были, это одно, а тут вроде как принять надо…

— Соседи?… — Тешевич несколько растерялся.

Вообще-то менять устоявшийся быт большого желания у Алекса не было, и признаться, вопрос Пенжонека смутил его. Тешевич представил себе толпу гостей, застолье с орущим граммофоном и внутренне передернулся. Но «воленс-ноленс», какие-то перемены в доме должны были произойти, и немного подумав, Алекс решился.

— Да, да, пан Вацлав. Гости конечно же пусть будут, а то что тут у нас, дыра…

— Ну уж и дыра! — притворно обиделся Пенжонек и тут же заговорил о деле: — Я вот насчет переделок… Как быть…

Но Алекс даже не стал слушать и, спеша закончить тяготивший его разговор, махнул рукой.

— Да как угодно, пан Вацлав, я на все согласен…

Результат этой доверительной беседы начал сказываться чуть ли не на другой день. Сначала Тешевич заметил перестановки, а потом и гости тоже понемногу начали появляться в их доме. Тогда и пан Алекс взял себе за правило обязательно выходить к визитерам и изображать радушного хозяина. Но тут его здорово выручал Пенжонек, сразу бравший на себя весь труд общения. В общем же все было организовано так, чтобы никоим образом не докучать хозяину.

Однако, несмотря ни на что, тяжесть, с которой Тешевич вернулся из Варшавы, не проходила. Да, что случилось, то случилось, и каждый раз, приходя к такому заключению, поручик погружался в себя, и уже ничто не могло повлиять на его настроение. Правда, порой, понимая безысходность своего положения, Тешевич пробовал переломить себя, чтобы принять мир таким, как он есть…

Именно в один из таких моментов Тешевич заставил себя выйти из кабинета, прошел к каретному сараю и, выкатив во двор застоявшийся «аэро», принялся сосредоточенно вытирать с него пыль. После каждого движения руки из-под тусклого покрова словно вырывался красочный блеск, и Тешевич, все больше увлекаясь, тер и тер тряпкой машину, не пропуская ни моторных жалюзей, ни колесных спиц.

Увлеченный работой, Тешевич не сразу заметил, что Хеленка, остановившись поодаль, внимательно за ним наблюдает. Тряпка заходила медленней, и Алекс, в свою очередь, нет-нет да и начал поглядывать из-под руки на жену. Она явно не решалась подойти ближе, и, почувствовав что-то вроде угрызений совести, Тешевич выпрямился.

— Покататься хочешь?

— Конечно, хочу, — с готовностью откликнулась Хеленка и нарочито медленно, словно приглашая полюбоваться собой, подошла к машине.

— Садись…

Алекс отшвырнул тряпку, забрался в кабину и несколько раз подряд дернул ручку стартера. Мотор нехотя фыркнул раз, другой и наконец, прочихавшись, заработал ровно.

— Куда поедем? — Тешевич положил руки на руль и в первый раз улыбнулся.

— Куда угодно, — радостно вспыхнула Хеленка и, усевшись вполоборота, аккуратно захлопнула дверцу.

Старательно пыхтящий «аэро» тихонько выехал со двора усадьбы и не спеша запылил проселком. Привычно следя за дорогой, Тешевич то и дело косил глазом, каждый раз встречаясь с взглядом Хеленки. Размеренная езда дарила спокойствие, и Алекс впервые как бы посмотрел на себя со стороны.

Картинка получалась в общем-то благостная. Не слишком богатый, отслуживший свое и вроде вышедший в отставку помещик выехал с молодой женой на традиционную прогулку, чтоб заодно по-хозяйски осмотреть поля и угодья…

Все как прежде. Вот только в отставку он не вышел, его вышибли со службы, а заодно из страны. И именье так, слезы, чудом уцелевший осколок былой собственности. И вместо шикарного выезда с холуями на облучке и запятках, какая-то самоходная керосинка, только молодая жена, если, конечно, сделать скидку на современную моду, вполне соответствовала представленному образу…

Тешевич впервые поймал себя на такой мысли о Хеленке и повернулся к ней.

— Так нравится? Или с ветерком?

— Нет, так лучше. — Глаза Хеленки благодарно вспыхнули, и она пояснила: — Я боюсь быстро…

Тешевич согласно наклонил голову и вдруг, под влиянием минуты, спросил:

— Тебе очень тяжело со мной?

— Нет, совсем нет! — быстро отозвалась Хеленка, но Тешевич ее уже не слышал.

Автомобиль как раз выскочил на бугор, за полем прорезалась полоса кустарника, панорама в чем-то показалась знакомой, и внезапно Алексу померещилось, что еще секунда и оттуда, из укрытия, вылетит лава красных. Он даже инстинктивно рванул руль в сторону, Хеленка испуганно ахнула, и Тешевич, пробормотав: «Это ничего, ничего… Это я так…», поспешно выровнял машину. Откуда, почему возникла такая дикая ассоциация, Алекс не понял, да и не старался понять. Он лишь до боли в пальцах сжал руль и сразу же свернул на другой проселок, словно удирал от невидимой погони…

Разговор оборвался, и когда через несколько минут Алекс попытался хоть что-нибудь сказать Хеленке, на ум ему просто ничего не шло. Он только замедлял и замедлял бег «аэро», спохватившись лишь тогда, когда, угревшись на солнце, Хеленка начала вытирать платочком проступивший на лбу пот.

— Что, жарко?

Тешевич надавил педаль, и «аэро», скрипнув тормозами, остановился совсем.

— Да… Очень… — Хеленка чуть виновато улыбнулась, словно извиняясь, что по такой пустячной причине прогулка может прерваться.

Тешевич понюхал свои пахнущие бензином руки, потом вспомнил про тряпку, брошенную у каретника, и предложил: