Нет, Яницкий ни за что не хотел верить Чеботареву и пробовал уверить себя самого, что все сказанное полковником — всего лишь измышления проигравшего, но с другой стороны, неумолимая логика действительных событий упрямо подсказывала мысль о некоей злой силе, сокрушившей былое величие.

Да, как ни прикидывай, нет и не найдется такой державы, которая во имя голой идеи примется воссоздавать былое и грозное величие России. Без сомнения, тут действовал давний закон политики: чем хуже другому, тем лучше тебе. И никто не поможет, никто не подаст руку, а сами они, такие как Яницкий, Тешевич, Чеботарев, всего лишь разбросанные бурей песчинки…

Занятый своими мыслями Шурка в первый момент не заметил, как от портьеры отделилась тень и кто-то остановился перед их столиком.

— Если не ошибаюсь, полковник Чеботарев?

Незнакомец отпустил портьеру, превращая драпированную нишу в нечто напоминающее романтический грот, и весьма бесцеремонно присел к столу.

— Можете звать меня Александр Андреевич…

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — ответил Чеботарев, и в его голосе Шурка уловил едва заметную насмешливую нотку.

Генерал, а судя по словам полковника, это было действительно так, несколько оторопел и удивленно спросил:

— Так, значит, вы меня знаете?

— Так точно, — уже открыто усмехнулся Чеботарев.

— Откуда, позвольте спросить?

— Профессия обязывает… — Полковник доверительно наклонился над столиком: — Я, знаете ли, весьма неплохой жандарм.

— Да, нам это известно… — Генерал подозрительно покосился на Шурку и спросил: — Я могу говорить доверительно?

— Да, — сухо отозвался Чеботарев и добавил: — Поручик Яницкий неотлучно следует со мной от Харбина.

— Даже так? — Генерал посмотрел на Шурку совсем другими глазами. — Это меняет дело. Я могу говорить?

— Конечно, — Чеботарев кончиком ножа подправил пламя свечи и откинулся на спинку кресла. — Я весь внимание…

Генерал чуть ли не минуту молчал и только после столь многозначительной паузы начал:

— Дело в том, господин полковник, что Высшему Монархическому Совету стало известно о вашем переходе из Харбина. А равно и то, что с собой вы принесли довольно значительную сумму в твердой валюте, а точнее, в золоте.

— Ну и что? — пожал плечами Чеботарев. — Нам с поручиком тоже надо на что-то жить. Кстати, совсем недавно он снова побывал за кордоном и доставил ценности госпожи Н. Которые, между прочим, ее крестьяне не сдали большевикам, а сохранили для нее.

— Как-то не верится… — скептически покачал головой генерал.

— И, тем не менее, это так, — жестко сказал Чеботарев. — Имею достоверные сведения, что такие случаи не одиноки.

— Отрадно… Весьма отрадно слышать такое… — обрадовался генерал. — Тем более, в свете таких фактов мое поручение становится еще актуальнее. Речь идет о казне Государя императора, оставленной в России. Нам известно, что вы весьма близко знакомы с этим делом, и в Париже решен вопрос о передаче ценностей в распоряжение Высшего Монархического Совета.

Закончив столь длинную тираду, генерал вскинул голову и в упор посмотрел на Чеботарева. В свою очередь полковник как-то подобрался и, не отводя взгляд, отчеканил:

— Высшему Монархическому Совету должно быть известно, что ценности находятся в распоряжении полковника Кобылянского, начальника личной охраны императора Николая Второго. Мы же с поручиком всего лишь входим во внешнее кольцо охраны, и прямого доступа к казне у нас нет. Но я со своей стороны заверяю вас и в вашем лице Монархический Совет, что если поступит нужный приказ, мы приложим все силы для его исполнения.

Генерал вздрогнул, несколько раз растерянно моргнул и, видимо, не зная, как поступить, спросил:

— Значит, я могу сообщить Высшему Монархическому Совету, что с вашей стороны гарантировано всяческое содействие?

— Именно так, ваше превосходительство, — с готовностью подтвердил Чеботарев.

— Прекрасно! — Генерал встал. — Тогда, господа, позвольте откланяться, и прошу вас сохранить нашу встречу в тайне.

Генеральские каблуки едва слышно щелкнули, Чеботарев и Яницкий вытянулись по стойке «смирно», и таинственный-посетитель, сделав шаг назад, исчез за неслышно колыхнувшейся портьерой…

Какое-то время Яницкий еще выждал, потом откинул завесу и посмотрел в зал. Генерала там конечно же не было, но Шурка и не ожидал его там увидеть. Он просто смотрел на посетителей, словно желая сменить атмосферу, и тут, как по заказу, оркестр на ресторанном подиуме заиграл вальс-бостон.

Низкие лампы направленного света, вделанные в бок подиума, высветили танцевальную площадку, и почти сразу по ней заскользили пары. Вкрадчивая мелодия была зовущей, все новые дамы поднимались из-за столиков и в сопровождении своих кавалеров вступали на освещенный круг.

Шурка почувствовал странное томление, но тут резкий голос Чеботарева, приказавшего опустить портьеру, заставил его вернуться к столу. Поручик недоуменно посмотрел на полковника, но тот, ничего не объясняя, налил ему целый фужер водки.

Догадываясь, что это неспроста, Шурка чокнулся с полковником и, залпом выпив, потянулся за закуской. Чеботарев тоже опорожнил фужер и, положив руки на стол, неожиданно зло сказал:

— Иш ты, деньги им подавай!… Продулись вдрызг по всяким там Монте-Карлам, Россию профукали, а теперь в спасителей рядятся… Чтоб какой-нибудь царь Кирюха в Париже царствовал!

Это было так неожиданно, что Шурка, поспешно проглотив кусок ветчины, спросил:

— А что, неужто какие-то деньги есть?

— А ты как думал? Сам же с отрядом Костанжогло шел…

Чеботарев снова зло фыркнул, налил еще водки и потянул к себе «салятерку»[65]. Какое-то время Шурка растерянно смотрел на полковника и только сейчас, начиная догадываться, заговорил:

— Так, значит, и мой арест, и ваше вмешательство, и даже то, что Тешевича красные не расстреляли, это все из-за тех ценностей?

— Конечно… — Чеботарев вытер салфеткой уголки губ. — Вот только с моим вмешательством не совсем так. Я, ведь Шурик, еще тогда начал к тебе присматриваться.

— Зачем? — удивился Яницкий.

— А за тем, господин поручик, что деньги те не для продувшихся политиков, не для перегрызшихся между собой генералов, а для России…

— Но позвольте, господин полковник… — Шурка и сам не заметил, что стал соблюдать субординацию. — Разве сейчас эти ценности не нужны? И именно для спасения России?

— Согласен, нужны. Но кому их давать? — Чеботарев еще выпил, охватил голову руками и принялся горестно как бы размышлять вслух: — Диверсантам, которые пустят под откос поезд? А может, террористу, чтоб он прихлопнул еще одного большевика? Или ты, Шура, забыл, что я тебе втолковывал перед тем, как этот фрукт заявился сюда со своими претензиями?