Я тяжело сглотнула. Мое сердце так сжалось, что я не могла дышать. Должно быть, я издала какой-то звук, потому что Мэдокс поднял взгляд. Я видела горечь, отражающуюся на его измученном и усталом лице. Вокруг рта появились морщины, которых я до этого не замечала, а в горящих глазах было отчаяние, которого там быть не должно.

– Вот видишь. Теперь я и тебе противен. Я… – он вздохнул. – От отчаяния я хотел положить конец всему этому. Хотел покончить с собой, потому что не мог смотреть на то, что разбивало сердце снова и снова. Она уже была не моей Ворриор, а его. И я ненавидел ее за это. Потому что я оставался все тем же.

– Мэдокс, – прошептала я, но он не позволил мне высказаться.

– И тут вдруг появилась ты. Я подумал, что у меня галлюцинации. Ты смотрела на меня как Ворриор из моих воспоминаний, и я… я стал эгоистом. Мне было все равно, какие у вас проблемы. Я только хотел тебя, – он безрадостно засмеялся. – Я хотел… Не знаю, чего я хотел. Как минимум обнять тебя и уговорить себя поверить в то, что ты – моя Ворриор. Несмотря на эти жуткие светлые волосы.

– Какие у тебя проблемы с блондинками?

Он снова проигнорировал меня и продолжил говорить:

– Я пошел за вами, начал общаться с тобой, а ты оказалась лучше, чем я думал. Ты лучше, чем моя Ворриор когда-либо была. Пусть Пиас в этом мире тоже твоя половинка, но ты вышла замуж за другого, чтобы поступить правильно. Ты пожертвовала собой ради тех, кого любишь, а мне так стыдно, что я готов провалиться сквозь землю. Твой Мэдокс никогда бы не посмотрел на тебя так, как я. Он бы никогда не захотел схватить тебя, прижать к стене и поцеловать, потому что знал, что он твой брат и что должен держать свои руки при себе. Но я… я не могу. Я не он.

Я долго не отвечала. Размышляла, думала над словами, которые он мне только что доверил. И наконец решила доверить ему тайну, которую похоронила так глубоко в себе, что чуть сама о ней не забыла. Ну, или пыталась убедить себя в этом.

– Мэдокс… – я откашлялась. – Мой Мэдокс думал совершенно так же, как и ты, – призналась я.

Голова брата мгновенно поднялась, и он захлопал глазами.

– Ты не должна лгать, чтобы я почувствовал себя лучше.

– Это не ложь, – прошептала я. Господи! Как же я надеялась больше никогда не произносить эти слова. – Он однажды пытался меня поцеловать, – тихо призналась я.

– Дай угадаю, – ухмыльнулся он. – Тебе было очень противно, и ты избила его своей теннисной ракеткой с Hello Kitty?

– Нет. Я позволила это сделать, – сказала я и поджала губы. – Обычно я никому не позволяла прикасаться к себе. Никогда. Это было слишком опасно. Но в этот день мы… не знаю. Мне было одиноко, я поссорилась с Афродитой, и мы курили травку. Или что-то наподобие, Брайт принес. Мэдокс сначала поцеловал меня в нос. Скорее из-за потери координации, чем умышленно. Но затем поцеловал в щеку, а пока я пыталась оттолкнуть его, поцеловал в уголок губ и… – я выдохнула. – Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы он сошел с ума. Он начал бить по полу руками и ногами, кричать и вопить. Он расцарапывал свою кожу. Аиду пришлось спасать его с помощью двух адских псов, которые оттащили брата от меня. Прошло еще две недели, прежде чем ты снова пришел в себя. Тогда ты… он чуть не утонул в ненависти к себе. Напился до потери пульса, набил татуировку с солнцем, а потом потерял сознание. Он больше ничего не помнил, а я больше не подпускала его к себе. Даже если и хотела. Тут речь шла не обо мне, а о том, чтобы защитить тебя. От себя самого в том числе.

Мэдокс молчал, и мы оба старались не поднимать взгляда друг на друга. Я смотрела на Вируса, который, хоть и потерял сознание из-за недостатка кислорода, но все же был невредимым. Его нога дрожала, что я считала хорошим знаком. Наша с ним связь вибрировала, и я послала ему несколько ласковых мыслей, отчего большой палец его ноги весело зашевелился. Пиас не издавал никаких звуков: возможно, он тоже потерял сознание, но у его ран теперь было время на заживление. Отлично. Может быть, этот отдых в носу Тартара пойдет нам на пользу. Хорошо, когда не надо никуда бежать, чтобы спасти свою жизнь.

– Я тобой восхищаюсь, – спокойным голосом сказал Мэдокс.

Я ухмыльнулась.

– Не стоит. Я тоже совершала ошибки, причем много.

– Мне нравятся ошибки, пара недостатков – это секси.

– Это что, флирт?

– Это подсознательное. На самом деле я хотел сказать тебе, что я… В общем… Спасибо.

– За что? – спросила я, подняв бровь.

– За все, что ты делала ради него. Ради меня.

– Я оставила тебя умирать.

– И вернула.

– Исключительно из эгоистических побуждений. Мне не стоило этого делать.

– Я рад, что ты это сделала, и останусь с тобой. С вами. Может быть, я смогу излечить в себе то, что уже давно сломано.

– Ты хочешь в сломанном мире отправиться на поиски себя? Как в «Ешь, молись, люби»?

– Похоже на то, – засмеялся он. – Кто знает, может быть, я смогу внести свой вклад в этот мир и спасти его.

– Это было бы круто.

– Я тоже так думаю!

Мы снова замолчали, но в этот раз молчание не было неловким.

– Мне все равно, – наконец-то выдавила я.

– Э? – Мэд поднял глаза.

– Мне все равно, что ты другой, – уточнила я мысль, посмотрев на него.

Слизь вокруг запузырилась, но я еще никогда не чувствовала такой близости с Мэдоксом, как сейчас. Как будто раньше смотрела на него сквозь защитный щит из сарказма, черного юмора и скрытых страхов, который брат всегда носил с собой. Может быть, сейчас я видела того самого Мэдокса, которым он был на самом деле. Со своими недостатками, желаниями и трудно сдерживаемыми эмоциями.

– Ты, возможно, и другой, да и воровать тебя из другого измерения было тупо с моей стороны, потому что мой Мэдокс мертв, – прошептала я, – но это не значит, что я не могу любить тебя так же, как его, – мое горло сжалось. – Когда я смотрю в твои глаза, Мэдокс, то вижу своего брата, только в другом варианте. Кем бы ты ни был, что бы ты ни делал, я хочу, чтобы ты был рядом. Потому что ты – часть моей души, даже если из другого измерения. Значит, ты просто другая часть моей души, но неоспоримая ее часть. Без тебя мне пусто.

Мэдокс смотрел на меня, прикусив нижнюю губу.

– Ты тоже не такая, как моя Ворриор. Не такая сбивающая с толку. И нет этого постоянного сексуального напряжения. Ну… да, с тобой я чувствую себя как дома.

Тишина снова вернулась. Надолго. Вздохнув, я стала играться с плющом Персефоны. Одну лозу запустила вверх, пощекотав мембрану, и она дернулась. Я позволила другой лозе вырасти и ковырялась ею в слизи. Удивительно, но плющ без проблем прорывался сквозь сопли.

– Ой, Мэд, смотри! – взволнованно пискнула я. Лоза вонзилась в слизь, обвилась вокруг ноги Вируса и с хлюпающим звуком вытащила его наружу. Вирус застонал.