– Ты можешь вылететь? – спросила я.

Мэдокс от усилий скривил рот и заворчал. У него был такой вид, как будто он сидел на унитазе. Крылья под слизью задрожали. Мэдокс уже покраснел, но потом покачал головой, и на поверхность поднялись пузыри.

– Ой, извини, – Мэдокс виновато улыбнулся, и я поняла почему, когда почувствовала вонь.

– Фу, Мэд! Это еще что? Как будто наша ситуация сама по себе недостаточно мерзкая!

– Я слишком напрягся, – весело смеялся юный аваддонец, пока я в панике задержала дыхание. – Ворриор?

– Нет! Я не могу дышать. Все еще воняет.

– Да это было просто произведение искусств. Кто бы знал, что мое пищеварение достигнет пика в носу чудовища.

– Только посмей сделать еще хоть что-то, и я утоплюсь в соплях!

– Прям там?

– Мэдокс, какой же ты мерзкий!

Он захихикал.

– Ты помнишь, как случайно съела яйцо гремлина и сидела в туалете, пока унитаз не переполнился?

Я застонала.

– В трубах еще три дня был засор, – пробормотала я.

– Аиде пришлось их менять, потому что там остались дыры! – Мэдокс смеялся до слез. Он ржал так громко, что смех разносился по носу Тартара.

– Черт! – смеялась я вместе с ним. – У меня тогда лезло со всех концов, – вспомнила я. – После этого я похудела на восемь килограммов, а еще пришлось три дня делать капельницы.

– Это было, конечно, не очень, – признал Мэдокс. Выражение нежности промелькнуло на его лице. – Это странно, не думаешь?

– Что?

– Теоретически мы не проходили через это вместе с тобой, но кажется, будто все именно так и было.

Мои губы растянулись в задумчивой улыбке, и я посмотрела в сопли под собой. На меня смотрели фиолетовые глаза. Раскосые, как у кошки, и усталые, как я себя и чувствовала.

– У тебя так всегда? – спросил Мэдокс.

Я подняла взгляд и наклонила голову.

– Ты о чем?

– Вот это все, – указал он на сопли. – Все эти погони, боль. Твоя жизнь похожа на кошмар.

– М-м-м… я не знаю, кошмарна ли моя жизнь, но с некоторого времени она не такая, как была раньше.

– Расскажи мне, – попросил он. – Обо всем.

– Думаю, лучше не стоит.

– Почему?

– Если ты собираешься вернуться, лучше тебе знать об этом мире как можно меньше. Ну, знаешь, измерения, которые могут потерпеть крах, и все такое.

Мэд колебался и долго смотрел на меня.

– А что если я хочу остаться? Хотя бы ненадолго, – спросил он, и мое сердце вдруг остановилось.

– Тогда я усомнюсь в твоем психическом здоровье, но буду рада.

– Тогда расскажи обо всем.

Я неуверенно кивнула и начала рассказывать ему обо всем, что случилось, с того момента, когда стала бессмертной. В конце концов, нам здесь больше нечего было делать.

Я рассказала о своей первой встрече с Пиасом, о том, как начала меняться. О дне, когда попала в Тартар, и о неделях, которые просидела в комнате Пиаса. Рассказала, как проявлялись мои способности и как мы планировали применить их против богов.

– Мы хотели только попытаться незаметно запереть богов в Тартаре. И никого не хотели убивать, – в это мгновение я перешла на шепот и не осмеливалась поднять глаза на Мэдокса. – Пиас разместил взрывчатку, но произошел случайный запуск… – продолжила я, вздрогнув от этого воспоминания.

– Предполагаю, в результате этого запуска меня и поджарило? – спросил Мэдокс.

Я кивнула. Тошнота подбиралась ко мне.

– Тебя и Спэйда.

– Ой.

– Ты в момент взрыва выстрелил Пиасу в глаз.

– Ну хоть что-то!

– Мэд!

– Ну что! Приятно знать, что я не оставил свою девочку в беде!

Я фыркнула, и сопли – не мои, а чудовища – полетели во все стороны.

– Ну что за рыцарь! Вам надо было позаботиться о себе. Я никогда не была в опасности.

– М-м-м, – пробормотал Мэдокс. – Значит, если я правильно понимаю, – его взгляд скользнул к Пиасу, – моя копия знала лишь то, что его младшую сестру сначала чуть не убил синеволосый тип, после этого она бесследно исчезла, а спустя пару недель вернулась со своим недоубийцей, рассказывая безумные вещи о богах, и попыталась проглотить Аида. Нет, Ворриор, я бы отреагировал точно так же, как и он.

Я моргнула.

– Конечно, ты ведь он и есть.

Мэдокс поджал губы. Теперь уже он пытался не поднимать на меня взгляд.

– Нет, принцесса, я не он. Может быть, у нас и было несколько одинаковых приключений, но были еще и… поступки, которые ты со своим Мэдоксом точно не совершила бы.

– Ты о чем? – нахмурилась я.

Он безрадостно засмеялся, и мне не была знакома эта горечь в голосе.

– Ты не хочешь этого знать. Я лучше буду твоим Мэдоксом из другого измерения. Твой Мэдокс лучше, чем я.

– Мэд. Ты самый лучший. В любой вселенной.

– Спасибо, но это не так.

– Конечно так!

– Нет!

– Так!

– Нет, Ворриор!

– Та-а-ак!

– Черт подери, нет! Я засранец, который свалил из своей вселенной и оставил семью в беде, потому что больше не может наблюдать за тем, как его Ворриор трахается с другим парнем!

Я уставилась на него, не веря в происходящее.

– Что? – завизжала я, сбитая с толку.

Мэдокс фыркнул.

– Не смотри на меня так! Я же говорю, что не твой Мэдокс! Не такой, к которому ты привыкла. Ворриор и я, моя Ворриор, она была… – он вздохнул и опустил голову. – Она любовь всей моей жизни! Мы были вместе три года. Нас ни капли не волновало, что будут думать другие. Любовь между братом и сестрой – совершенно нормально среди богов. Кроме того, была вероятность, что ты вообще не дочь Аиды. Ходили слухи… Но речь сейчас не об этом, – он безрадостно улыбнулся. – Мы были счастливы, пока…

– Пиас, – прошептала я.

Он кивнул.

– Он пришел из Олимпа как гребаный святой! Они встретились на одной из тупых коктейльных вечеринок Аиды, и Ворриор вдруг стала богиней. Я сразу понял, что что-то здесь не так. Я видел это в ее взгляде. Она никогда не смотрела на меня так, как на него. Никогда. Но я уговаривал себя, что мне все кажется. Что мы должны быть вместе и любим друг друга. Однако с каждым поцелуем и прикосновением она все больше отдалялась. Пока однажды не простонала его имя вместо моего, – его смех оборвался, и я вздрогнула. – И тогда я стал собачкой, которой разрешают спать у двери. Ночами я не мог уснуть и слушал, как она смеется вместе с ним. Как они занимаются любовью. Она лежала в его объятиях, а на меня больше никогда и не посмотрела. Она стыдилась, и теперь я это знаю. Ей было стыдно за нас.