– Генерала Анненкова! Срочно! Немедленно! Ко мне! Сюда! – закричал он, надрывая горло. – Немедленно отыскать и доставить во дворец! Сейчас же!..

«Ролс-Ройс» из императорского гаража мчал по зимней заснеженной дороге. Глядя в непривычно ровное и от того более прозрачное окно, Анненков пытался прикинуть: а с какой скоростью они едут. Получалось, откровенно говоря, плохо: данных двигателя этого «Серебряного призрака» он не помнил, а определить по звуку было невозможно. Верстовые столбы если и имелись, то их так качественно занесло снегом, что Борис решительно не мог их углядеть. Да и что там можно увидеть, если пообочь дороги сугробы высотой метра в два?!

«А если бы мы поездом рванули, не быстрее бы получилось? Хотя нет: пока до вокзала от дивизии доберешься, пока поезд подойдет… – размышлял он. – Хотя кровавый Николашка может и экстренный поезд обеспечить…» Тут на память Анненкову пришло название старого фильма-катастрофы «Поезд вне расписания», и он с трудом удержался, чтобы не фыркнуть. Но зараза камергер заметил несколько быстрых гримас генерала и истолковал их по-своему. Решив, что Бориса Владимировича укачало, он велел конногвардейцу дать фляжку с коньяком, которую тот мгновенно извлек из какой-то незаметной ниши в салоне. «А интересные обычаи у нашего царя-батюшки, – про себя хмыкнул Анненков. – Неужто правда, что государь – законченный алкаш? Я не заметил, но я, вообще-то, и не врач-нарколог. Мы все больше по другой специфике…»

Но вот наконец за окном замелькали дома предместий, потом – города, и автомобиль выскочил на улицу, распугивая завыванием клаксона извозчиков и прохожих. Пронесшись по городу, «Ролс-Ройс» нырнул под арку Генерального штаба и, поднимая пушистый снеговой каскад, резко затормозил. Прежде чем Борис успел дотянуться до дверной ручки, корнет выскочил из машины и распахнул перед ним дверь:

– Прошу, ваше превосходительство…

В приёмной его не задержали ни минуты и сразу же проводили в кабинет, где точно тигр в клетке ходил из угла в угол император всероссийский. Прямо у двери стояло обитое алой с золотом парчой кресло, в котором тихо сидел Распутин. Однако поздоровался с Анненковым именно Григорий Ефимович, а Николай II только зыркнул затравленным взглядом.

– Здравия желаю, ваше императорское величество! – преувеличенно бодро рявкнул Борис Владимирович и, точно на плацу, лихо откозырял. Распутину он лишь коротко кивнул, негромко прибавив: – Здорово, кержак.

– И тебе не хворать, – откликнулся тот, но с кресла не встал и даже не пошевелился.

Император остановился и секунд двадцать пытался сверлить Анненкова взглядом, но потом вздохнул и опустил глаза…

– Григорий мне все рассказал, – произнес он глухо. – Я верю, что это – правда. Я не знаю, откуда это знаете вы, генерал, но хочу спросить: неужели ничего нельзя сделать?

В последних словах явственно звучали слезы и какая-то дикая надежда – надежда сродни той, с какой смертельно больной человек встречает врача, ожидая, что тот принес, наконец, чудесное средство, которое его исцелит…

Ни Анненков, ни Рябинин не умели врать с честными глазами безнадежным больным. Генерал долго молчал, а потом твердо ответил:

– Нет, государь. У вас нет столько сил, чтобы остановить эту лавину.

– А у вас?

Снова долгая пауза…

– И у меня тоже. Даже если вы сейчас назначите меня командующим фронтом, это все равно ничего не изменит. Слишком много офицеров, высших чиновников и даже ваших родственников страстно желают вашего падения.

Николай молчал. Очень долго…

– Вы – очень сильный человек, генерал. Я не верю, что вы ничего не можете сделать, – проговорил он наконец. – Вы не боитесь их, вы знаете их, так почему же – черт возьми! – почему?!

– Ваше величество, – подумав, ответил Анненков, – вы переоцениваете мои силы. Одиночка не может эффективно бороться с СИСТЕМОЙ. Можно отразить десять ударов с разных сторон, но если система нанесет одиннадцать – все кончено. А большая, разветвленная система может ударить и двадцать, и тридцать раз…

– Боже мой, да что вы такое говорите?! Какая система?!!

– Вопрос задан неправильно, – грустно усмехнулся Борис. – Не «какая», а какие. Против вас борется не одна система, а несколько. Вы стоите поперек дороги масонам, а их весьма активно поддерживают государственные машины нескольких держав. В первую очередь – Британской империи…

Император ошарашенно помотал головой:

– Что вы такое говорите, генерал?! Почему Британия?! Какие масоны?!

Распутин неожиданно встал с кресла, подошел к Анненкову и встал рядом:

– Я тебе, папа, давно говорил: разгони ты эту стаю! Всем этим ложам да ложкам в Сибири самое место! В Нерчинске, для примеру. Там камня немеряно, вот пущай и строят свой каменный храм…

Николай с видом безумца, осознавшего вдруг свою болезнь, рухнул в кресло.

– Боже мой! Боже мой! – забормотал он, тряся головой. – Кто сошел с ума? Я или вы оба? Масоны – это всего лишь игра скучающих бездельников… Англичане… Они же наши союзники…

Слушая этот лепет, Распутин вздохнул, пожал плечами, посмотрел на Бориса и неожиданно четко и твердо произнес на латыни:

– Кого Юпитер хочет погубить, того лишает разума.

Рябинин знал значение этой фразы и вспомнил, что однажды ему довелось слышать, как говорили на латыни двое испаноговорящих эскулапов. Полковник поразился тому, что произношение у Григория Ефимовича оказалось точь-в-точь, как и у этих парней из Чили….

– Послушайте, ваше величество. Вы, конечно, можете считать масонство просто игрой, но не объясните ли мне в таком случае, почему для масона слово его собрата по ложе стоит больше, чем приказ его непосредственного начальника?

Николай молчал, закрыв лицо руками. Анненков подумал и предложил:

– Хотите, я расскажу вам, как это было в другом времени?

Император медленно кивнул, и Борис Владимирович начал:

– Вы говорите, что англичане – наши союзники. А в чем, позвольте спросить? Наши интересы в этой войне? Проливы? Но Англия никогда не позволит нам заполучить их в единоличное пользование. В прошлый раз… – тут он запнулся, но тут же выправился: – В другом времени вас свергли через полгода после того, как Россия едва-едва не выиграла войну. Летом шестнадцатого года Брусилов, командуя Юго-Западным фронтом, прорвал австрийский фронт и поставил их армию на грань катастрофы. Если бы в этот момент на Западе немножко усилили бы натиск, немцы не смогли бы подбросить подкрепления и заткнуть дыру в порядках австрияков. Но дух австрийской армии оказался окончательно сломлен. На Кавказе наши армии давили турок и уверенно двигались вперед. Еще немного, еще чуть-чуть, и война будет окончена победой. Русского оружия, прошу заметить…

Николай и Распутин слушали внимательно и напряженно. Анненков вспомнил все, о чем они говорили с Глебом, и продолжал: