class="p1">Он поднялся на ноги, причем прямо вместе со мной. Он был гигантских размеров, и я чувствовала себя жалкой букашкой, изо всех сил вцепляющейся ему в плечи, чтобы не свалиться. Ростом я превосходила почти что всех здешних родственников, и тем не менее дель Рио оказался меня намного выше. Наконец он стряхнул меня на пол, и тут же врезал мне кулаком в лицо, причем так молниеносно, что я никак не успела отреагировать.

Кулак у него был как кирпич. Не разбил ли он мне часом челюсть?

Так я узнала на себе, каково это – оказаться в мужской потасовке, и отнесла этот опыт к числу тех, что мне ни за что бы не хотелось повторять.

К большому счастью – равно как и к изумлению, – очки после этого остались сидеть на месте и даже никак не пострадали. Дель Рио между тем на этом не успокоился. Когда я увидела снова летящий ко мне кулак, зажмурила глаза, однако что-то его остановило. Послышался стон, удар, а когда я открыла глаза, Фернандо лежал на полу, подмятый Мартином.

– Прекратите! – вскричала Анхелика.

Лоран прихватил Мартина за руки, чтобы тот перестал тузить дель Рио.

– Убирайся отсюда! – велела соседу Анхелика. – И чтобы духу твоего больше не было в моем доме!

Мартин резко отдернул руки от державшего его Лорана.

Тяжело дыша, Фернандо поднялся на ноги и всех нас по очереди обвел ненавидящим взглядом.

– ¡Malnacidos![67] – извергнул он и ринулся прочь, рыча себе под нос ругательства.

Мартин подошел ко мне, упершись руками в бока:

– Ты в порядке?

Я кивнула, потирая болезненную часть лица.

– Пойдем-ка, – сказал он и протянул мне руку.

Анхелика с Лораном глядели на меня разинув рты. И это было объяснимо. На самом деле, я и сама не знала, что вдруг на меня нашло. Разве, пожалуй, то, что та схватка на корабле – та драка, что отняла у Кристобаля жизнь, – побудила меня сегодня действовать так, как я должна была поступить в ту роковую ночь.

И почему мне так невыносимо было видеть, как этот человек пытается задушить Мартина?

Вслед за Мартином я прошла через патио к заднему выходу с асьенды. Мне до сих пор не верилось, что этот психопат меня ударил! Хотя, если подумать, он же не знал, что я женщина.

Однако это знал Мартин.

– Куда мы идем? – спросила я.

– Ко мне домой. У меня есть и йодная мазь, чтоб обработать твой ушиб, и всякие перевязочные средства. – Когда мы отошли от асьенды, голос его сделался намного ласковей: – Тебе не следовало на него кидаться.

– Но он же тебя душил!

– Я умею себя защитить.

– В самом деле? – застыв на полушаге, я устремила на него язвительный взгляд. Вот, значит, какова его благодарность!

– Прости. Я просто не привык, чтобы за меня кто-то вступался. Но все же спасибо тебе, – выдавил он улыбку.

* * *

Едва мы вошли в дом Мартина, как к дверям подлетела Майра, норовя поцеловать мне руку.

– Дон Кристобаль! Как же я рада, что вы пришли! Благодаря вам мой малыш теперь не останется без крыши над головой.

– Нет-нет, пожалуйста. В этом вовсе нет необходимости, – сказала я, высвобождая руку. – Благодарить надо дона Мартина.

Тот сразу же сунул руки в карманы.

Сияя блестящими от слез глазами, Майра пообещала приготовить нам такой вкусный bolón de verde[68], какого мне в жизни не попробовать. Я непроизвольно поглядела на ее живот, где подрастал мой будущий племянник.

– Не так уж и гладко все прошло, – сказал Мартин, когда Майра умчалась обратно на кухню. – Бачита не в восторге была от появления новенькой. Дескать, она и сама в состоянии со всем управиться. И все ворчит, что Майра не умеет делать самых простых вещей. Ну что, пошли? – указал он на лестницу вверх.

Я застыла в нерешительности. Теперь, когда Мартин знал, что я женщина, он наверняка должен был понимать, что мне неприлично заходить в его спальню. Видимо, на лице у меня однозначно выразились все мои сомнения, потому что Мартин легонько подтолкнул меня в спину:

– Пойдем, пойдем. Надеюсь, ты не собираешься теперь со мной вести себя как кисейная барышня? У меня просто все бинты и мази наверху, только и всего.

Я неуверенно последовала за ним. Мартин был, конечно, прав. Мы уже столько времени провели с ним вместе, что было бы нелепо, если бы меня вдруг стали отягощать правила внешних приличий. Их я нарушила уже давным-давно.

Неторопливо поднимаясь за ним по ступеням, я рассматривала каждую мелочь в оформлении его дома – от керамических ваз до висевших на стенах портретов сурово глядящих мужчин и женщин. Во мне сидело какое-то ненасытное любопытство в отношении Мартина. Мне хотелось подробнее знать, как он живет, чем занимается в свободное от работы время, как выглядели его родители и кто составлял его семью.

Наверху мы зашли в первую же комнату по коридору.

– Присаживайся, – велел он, указывая на небольшое рабочее местечко возле окон с видом на лес.

– Какой отсюда пейзаж! – восхитилась я, глядя на бирюзовое небо и пышную растительность. А потом, чуть поодаль, я заметила то самое место на реке, где я купалась обнаженной. Madre mía! Ведь он как раз отсюда за мной и наблюдал!

– Здесь когда-то была комната родителей, – молвил Мартин. – Мама всегда усаживалась у окна и вышивала крестиком, пока не засыпала. А я у ее ног играл в «марблс»[69]. Ее присутствие и самого меня всегда убаюкивало.

Подойдя к комоду, Мартин достал из ящика кожаный футляр. Внутри оказались бинты и круглая жестяная баночка с мазью.

– Сколько тебе было лет, когда ее не стало?

– Десять, – ответил Мартин. – Помню, у мамы был небольшой тик на лице – у нее немного подергивался нос, особенно когда она нервничала. И она постоянно наносила на шею и запястья по капле розового масла. Так что всякий раз, когда я чувствую запах роз, то сразу вспоминаю ее.

Бедный Мартин! Я-то, по крайней мере, потеряла маму, уже будучи взрослой женщиной. Я даже представить не могла, каково это – лишиться матери в столь юном возрасте.

Он опустился передо мной на корточки и без всякого предупреждения снял с меня очки.

– У тебя очень красивые глаза, – мягко произнес он.

Я же была настолько застигнута врасплох и его действиями, и словами, что так и осталась сидеть, не отвечая ни слова.

– Можно сниму? – указал он на мою накладную бородку.

Я кивнула, и Мартин бережно снял с меня