— Евгений Фёдорович забыл добавить, что был серьёзно ранен в этом бою, да так, что мы боялись за его жизнь. — Жёстко добавила Вика. — А граф Мамбов получил полное магическое истощение. Настолько сильное, что был задет источник, и какое-то время мы думали, что он может лишиться дара. — А вот об этом я не знал. Как-то так получилось, что меня не поставили в известность, насколько сильно Олег выложился. Я так сжал пилку, что почувствовал: ещё немного, и алмазное напыление повредит кожу рук. Преувеличенно аккуратно положив пилку обратно в футляр, я посмотрел на Вику и укоризненно покачал головой.

— Ну зачем ты портишь прекрасную историю такими тошнотворными подробностями. Мы с Олегом Мамбовым сейчас здесь, весёлые и красивые, с орденами на груди, значит, всё закончилось благополучно, не так ли? Так зачем пугать прекрасных дам такими жуткими вещами?

— Ты невыносим, — Вика покачала головой и улыбнулась.

— Неправда, я художник, а к нам подобные определения неприменимы.

— Так, вы тот самый Рысев Е. Ф. — какая-то молоденькая девчонка захлопала в ладоши, глядя на меня сияющими глазами. — Я видела вашу картину, она прекрасна.

— Катенька, видите себя достойно, — одёрнула её статная женщина. Судя по сходству, мать. Перстня на тонкой ручке девчонки не было, значит, совсем ещё зелёная. Но свет на неё падает хорошо. А что, если.

— А вы восхитительны, Катенька. И прекрасно стоите. Если кто-нибудь найдёт мне лист плотной бумаги и пару карандашей, то я не удержусь и запечатлею подобную красоту.

— Ох, — она уставилась на меня, а Галкин куда-то рванул с приличной скоростью.

Не прошло и пяти минут, как запрашиваемые инструменты оказались у меня в руках. Катя стояла побледневшая и даже дышала через раз, боясь пошевелиться. Ну, я же сказал, что она очень удачно встала, значит, двигаться нельзя.

— Дышите, Катюша, — заметил я, растушёвывая линии, добавляя тени.

Руки сами знали, что делать, я практически не заглядывал в рисунок. Особой проработки не требовалось, и спустя пятнадцать минут, во время которых вокруг стояла тишина, карандашный портрет был готов. Самое смешное, что, пока я рисовал, никто и не думал отойти от моего кресла.

Я протянул портрет девушке, и тут же уже её облепила немаленькая толпа. Щёчки девушки раскраснелись, глаза засияли, и она была в этот момент такая хорошенькая, что к ней потянулось несколько парней.

— А я не удивлён, — раздался голос Мамбова у меня над головой. Он навалился на моё кресло, облокотившись на спинку. — Так и знал, что ты не упустишь случая обратить на себя внимание.

— Такова моя сущность, — рассеянно ответил я, вытирая платком пальцы рук.

— Его величество, император Российской империи, Кречет Пётр Алексеевич, — объявил у двери распорядитель. Все резко развернулись к двери, а мне пришлось вставать, чтобы ещё раз приветствовать императора.

Император вошёл в зал с красивой женщиной, своей второй женой. Они открывали бал обязательным полонезом. Всё было очень торжественно и красиво.

Когда пары проходили мимо нас, я наклонил голову, обозначая поклон. Танец закончился, и лакеи бросились разносить бокалы. Ага, всё-таки официальная часть подзадержалась, и уже вот-вот наступит Новый год.

Кречет взял свой бокал и двинул речь. Я почти не слушал, осторожно оглядывая зал. Почти все гости разбились на неравномерные кучки. Выделить среди них особо приближённую к императору я так и не смог. Кречет словно слегка дистанцировался от всех, поглядывая на нас довольно снисходительно. Сколько таких балов он открыл за время своего правления? Сколько таких кучек прошло у него перед глазами? Сколько интриг, заговоров, а то и покушений ему пришлось пережить? Прав был Медведев, если бы не чувство юмора, то он давно бы уже свихнулся, и вот тогда весело стало бы абсолютно всем.

Речь императора завершилась с точностью до секунды. И тут же раздался бой курантов. Ну что же, с Новым годом, Женя, с первым Новым годом, который ты запомнишь, потому что предыдущие так и остались где-то во тьме потерянной памяти. Я уже тронулся с места, чтобы найти Машу, но она сама ко мне пробилась. Я прижал её к себе, а когда куранты пробили в последний раз и небо взорвалось фейерверками, поставил бокал пробегающему мимо официанту на поднос и поцеловал жену. И мне было плевать, что на нас смотрят, и что это не принято и вообще слегка аморально. Я художник, вашу мать, мне можно.

— Ты со мной потанцуешь? — спросила тихо Маша, переводя дыхание, когда я её отпустил. — Скажем, третий вальс.

— Но ты сама должна будешь меня пригласить, потому что считать вальсы я точно не буду, — я поцеловал ей руку, и она рассмеялась, откинув головку.

Женщины вокруг заохали, посчитав мой поступок безумно романтичным. Маша же демонстративно открыла бальную книжку и напротив одного из танцев записала моё имя. После чего снова унеслась к подружкам.

Император в это время посоветовал особо голодным пройти в соседний зал. Там были расставлены столы с закусками. Молодёжи же почти приказал не терять время и начать уже танцевать. После этого удалился из этого зала. Круг вокруг меня немного поредел. Девушка Катя, после того как я привлёк к ней внимание, подарив портрет, была нарасхват, а её мать смотрела на меня с благодарностью. Я же не спешил усаживаться в кресло, а обводил взглядом зал. Что-то привлекло моё внимание, ещё когда Кречет толкал речь, но вот что…

И тут я заметил одиноко стоящую девочку лет тринадцати-четырнадцати на вид. Да, именно она привлекла моё внимание. Уже достаточно взрослая, чтобы её вообще пустили на бал, и недостаточно зрелая для всего остального. Хорошенькая. Она смотрела с какой-то тоской на пары, которые выходили в центр зала. Судя по всему, готовились к вальсу. Её же почему-то толпа огибала по дуге. Она стояла не просто в одиночестве, а в каком-то глобальной пустоте.

— Так, дамы, представляю вам графа Мамбова. Олег Владимирович, как и я, художник. Я вроде бы упоминал, что мы вместе искали вдохновение, когда заработали эти ордена, при