– А есть у вас кто-то еще дороже? – интересуюсь я.

– Если хотите, можете заплатить по двойному тарифу.

– Я ни в коем случае не хочу вас обидеть, но мне нужна девушка самого высшего класса.

Я потратил полдня на обустройство личной жизни Напалма, и пока – с нулевым результатом. Может, пора уже бросить это гиблое дело? Вся наша жизнь – азартная игра, а в игре мне всегда не везет.

– А я почем знаю?! – возмущается Дейв, когда я звоню ему за советом. – Я что, главный развратник? Пособник распутства и порождение Сатаны?

И все же он рекомендует мне “Сладкие грезы”, а когда я говорю, что стараюсь не для себя, а для Напалма, предлагает “вложиться” и оплатить часть расходов.

В рекламной брошюрке агентства написано:

“Красота, элегантность, обаяние и ум, безупречные манеры и умение поддерживать любую беседу – наши девушки к вашим услугам. Мы воплотим в жизнь все ваши мечты. Строго конфиденциально. Наше кредо: желание клиента – закон. Мы работаем только для вашего удовольствия”.

Смотрю на цены и не верю своим глазам. Похоже, я занялся не тем бизнесом. Здешние пляжи буквально кишат одинокими красотками, желающими поразвлечься. Причем задаром. Просто чтобы развеять скуку. В данном случае речь идет не о продаже услуг. Я всегда подозревал, что люди платят огромные деньги исключительно ради того, чтобы платить эти огромные деньги и получать удовольствие скорее от процесса оплаты, нежели от приобретенного товара.

Меня выдают выпученные глаза и отвисшая челюсть.

– У нас есть девушка du jour.

Отступать уже поздно. Я оплачиваю один час с Шай. Шай – миниатюрная худышка в огромной капитанской фуражке, которая явно ей велика и закрывает почти половину лица. Ее наряд как нельзя лучше подошел бы для шестилетней малышки в разгар жаркого лета. Иными словами, все ее дочерна загорелые прелести выставлены напоказ и прямо-таки бросаются в глаза.

– У меня есть другие наряды. Если хотите, я могу переодеться.

Мы сидим в “Ньюс-кафе”. Я говорю:

– У меня специфический заказ, если вас это заинтересует…

– У всех специфические заказы.

Я нечасто общался с профессиональными проститутками. В принципе, они делятся на две категории: прожженные стервы и невинные жертвы обстоятельств. Шай, несмотря на ее откровенный наряд, больше похоже на инженера или сотрудницу банка. Она спокойна, уверена в себе и явно знает себе цену.

– Вашим работодателям, наверное, не обязательно знать о нашем разговоре…

– Значит, ДВК?

– ДВК?

– Деньги в конверте, в обход бухгалтерии. Можно попробовать договориться.

Я смотрю на ее туфли. В женской обуви я полный профан, но это действительно роскошные туфли. Натуральная кожа, элегантный фасон. Такие туфли, наверное, стоят дороже, чем мой автомобиль. Шай двадцать один, и я даже не сомневаюсь, что к тридцати годам она станет богатой женщиной. Ее сердце отвергнуто за ненадобностью, а может, его вообще не подключали. Когда тебе наплевать на всех, кроме себя, – это предельная степень свободы.

Сидеть за одним столиком с Шай – это приятно. Другие мужчины в кафе с уважением поглядывают на меня. Как будто я что-то значу лишь потому, что сижу за одним столиком с Шай. Сразу видно, что она из избранных. Она может быть моей дочерью, или подругой, или оплаченной проституткой – в данном случае это не важно. Она со мной, и мой статус резко повысился. Восхищение кретинов немногого стоит, и все равно это приятно. Как теплый летний ветерок.

– У меня есть один друг… – Я рассказываю про Напалма, про его патологическое невезение, и объясняю, что мне нужно от Шай.

– Все ясно. ООЛД.

– ООЛД?

– Опыт общения с любимой девушкой.

Ну, конечно: ты искренне веришь, что изобрел нечто новое и небывалое, а потом выясняется, что кто-то уже давно обозначает твое гениальное изобретение простенькой аббревиатурой.

Мы с Шай обсуждаем детали, прорабатываем сценарий, и все это время я пялюсь на ее грудь. Потому что не пялиться невозможно. Юная плоть – это красиво. И о чем, интересно, это говорит? Ну, то, что я пялюсь на грудь юной девушки? Что это: давняя привычка или проявление нестареющего скудоумия? Потому что, если бы я захотел вновь искать общества женщин, я бы в жизни не начал с Шай, в которой столько же нежности и тепла, сколько в колоде для рубки мяса.

У меня было несколько знакомых, вполне преуспевших на жизненном поприще, и вот что меня поражало в них больше всего: это были действительно умные люди, и все они с ранней юности воспринимали жизнь, как некую ужасную данность, в которой нет места для счастья, и не тратили время на то, чтобы стремиться к этому самому счастью. Они не были скучными, мрачными занудами. На самом деле это были очень приятные люди. С ними было приятно общаться. Но я просто не мог представить кого-то из них в состоянии сильного душевного расстройства. Казалось, их вообще ничто не огорчает: ни смерть кого-то из родственников, ни расставание с женой, которая сбежала к кому-то другому. Как будто им ампутировали все чувства. Это были эмоциональные инвалиды. Хотя, разумеется, сами себя таковыми не считали.

Я совершенно не представляю, что Шай будет кого-то любить или о ком-то заботиться. Пусть даже о кошке. К несчастью, во мне самом все еще теплится желание быть счастливым. И кто из нас ошибается? Быть может, любовь и порядочность – это лишь маски, за которыми скрываются высокомерие и эгоизм? А честность – просто залог того, что когда-нибудь мы все же получим что-то взамен?

Мы придумали такой план. Напалм знакомится с Шай, скромной библиотекаршей из Айовы, в последний день ее отпуска. Она “западает” на Напалма, проводит с ним ночь, но перед тем, как уйти, сообщает ему, что ее жених, с которым она крупно поссорилась как раз перед отпуском, позвонил ей и просит вернуться. И хотя с Напалмом она испытала невообразимый экстаз, все-таки они с женихом столько всего пережили вместе, и Шай просто обязана дать ему еще один шанс, бла-бла-бла. Да, она бросит Напалма. Но бросит с любовью, и будет потом изнывать от тоски.

А у Напалма останется воспоминание о сказочной ночи. И еще он поверит, что его тоже можно любить.

– У тебя есть подходящий наряд?

– Ты даже не представляешь, как часто я изображаю скромную библиотекаршу. Все хотят засандалить скромной библиотекарше. ВНД.

Я не прошу разъяснений. Достаю из бумажника фотографию Напалма.

– Да уж, печально, – комментирует Шай.

Мы еще раз обсуждаем цену. Я продолжаю таращиться на роскошную грудь, и мне вдруг приходит в голову, что привлекательность юности – не только в свежести крепкого тела, но и в ее незапятнанной чистоте (последнее, вполне очевидно, не относится к Шай). Когда тебе переваливает за сорок, очень трудно не превратиться в ходячую емкость с ядовитым сарказмом и горечью от бессчетных разочарований.