Он показывает мне кружку. Выплеснувшаяся пенка застыла изображением лица бородатого мужчины с длинными волосами. Причем это не просто подтеки и пятна, которые складываются в приблизительную картинку, если смотреть на них под определенным углом с определенного расстояния – это именно изображение Христа. Как будто его нарисовали специально. Кстати, вот интересный вопрос: почему Иисуса Христа традиционно изображают высоким, худым, длинноволосым красавцем. Почему не лысым пухленьким коротышкой?

– Надо сообщить об этом в газеты, – говорю я.

Герт воодушевленно кивает.

– Да, да.

Вообще-то я пошутил, но я уже вижу, что Герт именно так и поступит. В принципе можно связаться с Вирджинией. Это та журналистка, которая пишет о всяких религиозных событиях. На редкость противная дама с кислым, вечно недовольным лицом. Но в любом случае нашей церкви не помешает немного рекламы, и хотя декоративный рисунок на кружке – это не совсем то, что я себе представлял, когда думал о чуде… в конце концов, начать можно и с малого.

Я говорю, чтобы Герт сам позвонил Вирджинии, потому что не могу заставить себя пересказать этот случай с Иисусом из кофейной пенки. К моему несказанному удивлению, Вирджиния приезжает немедленно. Должно быть, сегодня не самый богатый на новости день.

– Так вы считаете, что это божественное вмешательство? – спрашивает Вирджиния. Вид у нее скептический. Ее распирает от чувства собственного превосходства. Но это ее обычное состояние как говорится, базовая конфигурация. Но Герт этого не замечает Он слегка не в себе от пережитого потрясения. И не удивительно: он действительно чудом избежал аварии, в которой погибло три человека – и сам был на волосок от смерти.

Вирджинии это неинтересно. Она мечтала совсем о другом: писать Сенсационные репортажи для крупной, солидной газеты. Причем по возможности подальше от Майами. Это было бы справедливо Вирджиния – умная тетка. Умная, решительная и безжалостная. Но даже этого мало. Я ни капельки не сомневаюсь, что она ничем не хуже, чем большинство репортеров, освещающих события мирового масштаба: голод, войну или чрезмерную активность президентского пениса. Она умеет и хочет работать. Но этого мало.

Она считает себя лучше многих. И, наверное, не без оснований. Но дело в том, что далеко не все дипломированные журналисту пробиваются наверх. Каждому хочется заполучить шоколадный батончик, но число этих батончиков ограничено. Собственно, в этом-то и проблема: шоколадок на всех не хватает, и приходится либо довольствоваться чем-то другим, либо тихо страдать от того, что нет в жизни счастья.

На прощание Вирджиния пожимает мне руку.

С таким видом, словно я ей донельзя противен. И вообще все ей противно.

Вечером по дороге домой я включаю в машине радио и с удивлением слышу, что Герт выступает в какой-то местной передаче. Теперь он заявляет, что всегда помогал неимущим и кормил, за свой счет бездомных.

Приезжаю домой. Напалм на кухне смотрит телевизор, и я вновь слышу пронзительный голос Герта. Стало быть, история с чудесной кружкой уже просочилась на местное телевидение. Напалм сидит, уткнувшись в экран, а я украдкой наблюдаю за ним. Пытаюсь найти хоть какие-то признаки изменений, которые, по идее, должны были произойти. Напалм встает и идет к холодильнику я наблюдаю за ним. Может быть, у него будет более решительная походка. Или он будет приплясывать на ходу. Или тихонько насвистывать себе под нос. Напалм наливает себе ананасовый сок. Как ни в чем не бывало. Как будто это не он провел выходные с одной из самых роскошных проституток Майами.

Я не выдерживаю и спрашиваю:

– Как жизнь? Что нового?

– Да все по-старому. Жизнь нормально, – говорит он и плетется к лестнице, волоча ноги. Что-то у них не заладилось с Шай? Но даже если у них ничего не вышло, хотя бы как-то это должно было проявиться: недовольство, отчаяние, обломки разбитых надежд, сверкающие осколки восторга, – все что угодно, но только не эта пресная апатия. Меня распирает от любопытства, но я не лезу к Напалму с расспросами. Боюсь,

что он может что-то заподозрить.

У каждого есть свои сложности, свои трагедии и проблемы. А есть трагедии и проблемы, общие для всех: и для робкого четырнадцатилетнего подростка из заштатного провинциального городка, где самая страшная опасность, которая может грозить человеку – это злющие агрессивные комары, и для юной красотки, восходящей кинозвезды с целым штатом телохранителей. Я говорю о проблеме общения с людьми, и особенно с теми, которые нам симпатичны. Дело только в масштабе. Кто-то играет за высшую лигу, кто-то – за дворовую команду. Но комплексы у всех одинаковые. Каждый из нас хоть однажды да сделал что-нибудь нехорошее: кто-то бессовестно допил последний пакет с ананасовым соком, кто-то убил надоевшую жену. Дело опять же в масштабе.

Я не могу понять даже себя, а других людей не понимаю вообще.

Звоню Шай, договариваюсь о встрече. Завтра, в кафе. Я хочу знать подробности.

Я уже засыпаю, и тут кто-то стучится в дверь. Это Сиксто. Пришел сообщить, что Герта показывают по центральному телевидению.

Меня удивляет и даже бесит, что из-за такого пустячного случая поднялось столько шума. Тут поневоле задумаешься: зачем ломать голову, пытаясь измыслить великое чудо, если кофейная пенка на кружке вызывает такой ажиотаж?! Впрочем, с другой стороны, я доволен. Любая шумиха – это реклама для церкви. А значит, и для меня. Герт – это так, для разогрева. Главный номер программы еще впереди.

Пытаюсь хотя бы примерно прикинуть, сколько времени, если считать за всю жизнь, мне приходится тратить на ожидание: на стояние в очередях перед кассами кинотеатров, на попытки привлечь внимание официанток в ресторанах, на ожидание женщин, которые вечно опаздывают. Получается несколько месяцев, если не лет. Несколько месяцев жизни, потраченных впустую! Если ты человек пунктуальный, тогда готовься к тому, что ты так и будешь всю жизнь ждать других. То же самое относится к великодушным порывам. Если ты помогаешь другим, не жди благодарности. За редкими исключениями, никто этого не оценит. Не помогай никому – и избежишь горьких разочарований, не давай денег в долг – и обезопасишь себя от того, что тебе их не вернут. Может быть, в старые времена, если ты жил в маленьком городке, где все друг друга знали, еще можно было бы надеяться, что люди запомнят твою доброту или просто не захотят прослыть неблагодарными, но сейчас все по-другому.

Шай опоздала на десять минут.

– Ну, и как все прошло?

– Знаешь, если с погашенным светом, все не так плохо.

– Ты сказала ему, что у вас ничего не получится?

– Нет.

Теперь я сержусь. Почему люди не могут нормально делать свою работу?! Тем более, когда все заранее оговорено. За что я тогда отдал деньги?!

– Но ведь мы договаривались…

– Мне не пришлось прибегать к нашей душещипательной истории, потому что он сам меня бросил.