Хрущёв поднялся на крыльцо, вытер ноги о половичок – привычка еще с шахтёрских времён. Теперь принять душ, отужинать и газетки просмотреть. Хорошо вот так, одному, без ночных застольев, которые при Сталине были. Не надо пить и гопака отплясывать, потому что теперь сам себе голова. Потому что теперь он хозяин.

Крикнул:

– Марфа, через полчаса на стол собирай.

Пусто на даче, хотя народу полно – охрана, слуги… Жена теперь на московской квартире, иначе бы вышла, поздоровалась. Она одна могла нарушать неписанное правило – не лезь на глаза хозяину, который сегодня столько народу повидал, что лишние рожи ему лицезреть охоты нет. Разбежались служки по норам, но службу несут исправно – тепло на даче, чисто до сияния, на кухне еда под разогрев сварена, охрана посменно по саду бродит, в своей комнате сидит. Захочешь кого увидеть – только крикни или в звонок пальцем ткни – сей миг, как из-под земли, явятся: «Чего, хозяин, изволите?» Помещичьи, конечно, замашки, но приятные, за что боролись… Был Никитка без роду, без племени, а нынче – барин. Всесоюзного значения!

Опустился в кресло. Скинул ботинки. Тяжёлый выдался денёк, да и весь месяц, но удачный, переломил он судьбу, в генсеки вышел и теперь сможет, партийные рычаги используя, поприжать своих «приятелей». Не сразу, но обязательно! А тех, кто противиться станет – в дугу согнёт! Думали они, что Никита – быдло деревенское, за полудурка держали, а он всех переиграл и теперь много чего кому припомнить может.

Ладно… Будет день…

– Марфа, подавай, я сейчас поднимусь!

Прошёл в ванную комнату, сполоснул руки. Кругом кафель, зеркала. Когда на шахте в молодости работал, в бараке на сто душ жил, где всякая рвань оттиралась. Бывало, захотят нужду справить, так, недолго думая, повернутся, да с верхних нар струю пустят кому-нибудь на голову – только успевай уворачиваться. Или с тошнотой справиться не могут, а в сортир бежать лень. И все туда, всё на пол – вонь стояла, не продохнуть… Такая жизнь была, у него и у страны. А теперь поднялись, города отстроили, дома культуры, санатории. И он поднялся вместе со страной и выше всех.

– Марфа! Ну, где ты там?

Шаги. Мужчина с подносом. Кто таков? А где Марфа? Заболела, что ли, охранника вместо себя послала?

Незнакомец брякнул поднос на столик. Хрущёв недовольно поморщился.

– Я не здесь, я в столовой буду. Неси туда… Ты кто? – Лицо незнакомое. И одежда… – Ты из охраны? Новенький?

– Нет.

И голос чужой.

– Марфа где?

– Отдыхает. И охрана. Все…

Что такое?.. Хрущёв повернулся к двери, крикнул:

– Эй, кто-нибудь! Где вы там, чего молчите?

Тишина. Нехорошая, мёртвая.

– Не волнуйтесь, Никита Сергеевич. Чай остынет.

Что за канитель? Нет, не испугался Хрущёв – удивился такому обхождению. Взял чашку. Чай пригубил, с мыслями собираясь. Неужели арест?! От этой мысли похолодела спина. Нет, не похоже, сейчас бы всю дачу вверх дном перевернули, да и не один исполнитель бы был. Опять же санкции, ордер на арест, машина во дворе. Нет, не арест… А что тогда?

– Кто тебя прислал?

– Никто. Я сам по себе.

– А охрана?

– Я же сказал – отдыхает. – Незнакомец положил на столик несколько удостоверений и горсть патронов. – Не беспокойтесь, все живы-здоровы. Я просто не хотел, чтобы кто-нибудь помешал нашей беседе.

– Как?.. Как вы смогли? Их же…

– Опыт. Просто мы это умеем.

– Кто «мы»?

– Те, кого вы искали, но не нашли. Команда Берии. Вы должны знать: «шарашка», бой…

– Ах, вот как! Как вы посмели, как решились! Вас же по всей стране ищут! Я сейчас распоряжусь… – Хрущёв потянулся к телефону.

– Извините, связь временно не работает. Обрыв на линии. И дорога перекопана.

Хрущёв нервно крикнул:

– Охрана! Ко мне!.. Уволю всех к чёртовой матери!

Незнакомец никак не прореагировал – спокойно пододвинул стул, сел, пережидая крик, улыбнулся.

– Зря вы кричите, Никита Сергеевич, никто вас не слышит. Да не волнуйтесь, увидите всех. Обещаю. Но хочу заметить, что охрана у вас так себе – мелкая шпана при шпалерах.

– Увижу? В каком смысле?

– После нашего разговора и… вашего решения.

Хрущёв усмехнулся, он почти успокоился. Все-таки был он в годах, а не юноша малахольный. В молодости не раз на кулачках сходился, на фронте бывал, под бомбёжку попадал. Не из того он был поколения, которое в обморок сразу падает.

– Вы понимаете, что творите? Да за такое самоуправство вас ожидают суд и срок! Немаленький. А если с моими людьми что-то случилось…

– Это вряд ли. Видите ли, я уже осуждён, уже умер и сактирован. Нет меня – черви сгрызли. А кого нет, того судить нельзя. Покойники неподсудны.

– Ошибаетесь.

– Может быть.

– Что вы хотите?

– Быть выслушанным и услышанным.

Хрущёв махнул рукой – давай, говори.

– Наша команда работала на Берию. Против вас. Да и против всех. Кто мы? Бывшие фронтовики и зэки, которых сняли с нар, чтобы натаскать на драку. Натаскали, причём очень хорошо, в этом вы могли убедиться.

– Да, немало солдат порезали, за что с вас отдельный спрос.

– Это не наша вина, мы никого в гости не приглашали и не ждали. Нас бы тоже не помиловали – на войне, как на войне.

– Можно короче? Вы меня задерживаете, у меня был трудный день.

– Хорошо. Я подозревал, что нас готовят, чтобы свалить Сталина. Но, возможно, я ошибался или его убрали без нашей помощи. Но здесь, я думаю, вы осведомлены лучше меня.

– Не зарывайтесь!

– Когда Сталин умер, я предложил Берии убрать конкурентов. В том числе, простите, и вас. Это был бы для товарища Берии идеальный выход, и теперь я бы с вами не беседовал.

– А надорваться не боялись?

– Нет. Мы располагаем достаточными для решения подобных задач силами. Смею вас уверить – справились бы. Например, теперь я сижу здесь, перед вами. А у вас, кажется, охрана… была.

Хрущёв поморщился. Возразить нечего. Охрана была, но раз этот человек смог вот так, то мог бы и иначе. И собеседник словно мысль его прочитал.

– Убить человека гораздо проще, чем в плен взять, это вам любой фронтовой разведчик скажет. Так что можете не сомневаться в наших возможностях.

– Зачем вы мне это говорите? Что вам надо?

– Служить. Вам.

– Что?

– Я хочу, чтобы вы взяли меня… нас на работу. Мы хорошие исполнители, мы честно служили прежнему хозяину и, значит, так же сможем служить вам.

Хрущёв удивлённо смотрел на собеседника.

– Как вас звать?

– Пётр Семёнович. Так меня звал ваш предшественник.

– Так