– Конечно. И понимаю, что надёжная команда, о которой никто ничего не знает, вам не помешает. Вы скинули Берию, а это не последний человек в государстве был. Но вы тоже под ударом… При дворе всякое случается, бывает, что лучшие приятели… Вернее, даже в первую очередь они. И как их остановить, если в рамках закона? Прокурору жалобу писать, так он под ними ходит. Ждать правового решения? Но это вряд ли. Против Берии были все, поэтому союзников найти было легко. А теперь на кого опереться? Все ваши недавние приятели, которые помогли Берию убрать, теперь ваши прямые конкуренты. Потому что увидели, как это делается, и у всех свои амбиции. А ну кто еще решит на трон сесть? Место сладкое…

Хрущёв задумался. Всё верно. Ленин во главе партии был и ей же подчинялся, как все подчинялись. Да, в лидерах ходил, но не в одиночку революцию творил. А он? Кто за ним? И кто с ним? Партия? Так нет уже соратников, которые за идею готовы были на каторгу идти – размякли большевики. Кабы война, внешняя угроза, тогда бы сплотились, сбились в кучку вокруг лидера, чтобы сообща победить, потому что иначе… А в мирное время кто ему плечо подставит? Есть такие? Может, и есть, только он не их знает. Сейчас такая свара начнётся, такая грызня подковёрная… И если можно конкурента осадить без прокурора, без оглядки на закон, то это дорогого стоит.

– Хорошо, допустим чисто теоретически, я приму вас, но что толку, если о вас все будут знать? Любую силу можно силой переломить.

– Вы правы. Поэтому о нас никто не узнает.

– Как это? А кабинеты, казармы, машины, вещевое обеспечение, квартиры, наконец? Зная, где вы квартируете, вас в любой момент достать смогут.

– Не будет никаких казарм, не будет кабинетов, складов, оружеек, равно как штабов, автопарка, квартир и всего того, чем обрастает любая госструктура. О нас никто не будет, не должен знать. В том числе и вы.

– Даже я? Не понимаю.

– Мы находимся вне закона и высовываться нам не резон. Мы не знаем, какое решение вы примете, может, надумаете счёты с нами свести. Единственная возможность защитить себя – это оставаться невидимками. Мы не выйдем на божий свет, по крайней мере пока.

– А как же действовать?

– Очень просто: ваш приказ – наше исполнение.

– Но вы же здесь. И если вас арестовать…

– Арест ничего вам не даст. Я понимал, куда иду, поэтому не знаю ни одного адреса, где квартируют теперь мои люди. А те, которые помогли мне решить вопрос с вашей охраной – давно в пути. Если хотите, то вызывайте немедленно конвой. Теперь можете всё. Вот и телефон уже заработал. Желаете надеть на меня наручники? – Пётр Семёнович протянул к нему руки.

Хрущёв бросил на него сердитый взгляд.

– Не паясничайте, у нас, кажется, серьёзный разговор. Что вы хотите взамен?

– О нас не знает ни одна живая душа. Нам нужны целевое снабжение и деньги на содержание, но это если мы сможем доказать вам свою дееспособность. Вначале дело, потом расчёт.

– А на какой счёт переводить деньги?

– Деньги только наличными, без счетов и проводок. Много мы не попросим, так что этот вопрос вам, как главе государства, решить будет не сложно. Если мы вас как исполнители не устроим, вы всегда можете вернуться на исходную точку.

– Это что же, ловить вас?

– Да. Тем более это будет проще, чем раньше.

– А если вы… если не справитесь и… засветитесь? – задал Хрущёв главный вопрос.

– Это наши проблемы. У нас нет начальства, которое может что-то где-то сболтнуть. Между мной и вами, Никита Сергеевич, прямая связь. Глаза в глаза. Никто ничего не узнает и не докажет. Доказать что-либо будет невозможно! В крайнем случае, вы ликвидируете меня, как связующее звено.

Хрущёв внимательно посмотрел на Петра Семёновича.

– Вы очень хорошо все продумали.

– Был стимул. Бегать от властей, как зайцы по полю от гончих псов, – безнадёжно. Раз повезёт, два, а потом мы выдохнемся. Лучше заключим сделку, выгодную нам обоим Мы получаем жизнь и свободу передвижения, вы – тайных исполнителей ваших деликатных просьб. Мы сможем выскочить из петли всесоюзного розыска, ну, а вы остановить возможных заговорщиков. Мы нужны друг другу.

– Гарантии, что вы выполните данное вам поручение?

– Наши жизни.

Хрущёв снова глотнул чай, хотя вкуса его не почувствовал.

– Как я смогу найти вас?

– Я подумаю. Например, по объявлению, которое вы можете дать в вечерней газете. Вы или ваш помощник. Я регулярно просматриваю газеты, прочту объявление, состоящее из определённых слов, и пойму, где должна состояться наша встреча.

– Что бы вы меня там прихлопнули?

– Ну, зачем уж так, Никита Сергеевич. Это я мог бы сделать сию секунду – помешать мне некому. Можно договориться, что на встречу со мной будет приходить ваш доверенный человек. Вы можете дать мне указание в устной или письменной форме.

– В письменной? Но он может узнать содержание послания.

– И что? Сообщение можно зашифровать. Или еще проще: вы оставите сообщение где-нибудь в укромном месте. Вы же гуляете по парку?

– Случается.

– Тогда скушаете пирожок, скомкаете промасленную бумажку и выбросите ее в урну. Никто, кроме меня, её доставать не станет, так как вы вне любых подозрений.

– Шпионские игры.

– Я хочу максимально обезопасить вас. И себя. Если мы договоримся, я смогу предложить вам другие варианты контактов. В любом случае я рискую гораздо больше: с вас спроса нет, с меня спросят все, включая вас.

– Мне нужно подумать.

– Конечно. Я буду ждать объявление в газете. Пусть поздравят с каким-нибудь событием Феофана Мефодьевича Цурюпу. Пусть ему исполнится, например, шестьдесят два.

– Что за чушь, зачем такое вычурное имя?

– Чтобы это объявление было единственным и неповторимым. Я буду покупать газету каждый день. Если объявление появится, значит, вы приняли положительное решение. А если отрицательное, то пусть поздравят Фёклу Адольфовну.

– А если я сразу скажу вам нет?

– Продолжим играть в кошки-мышки. Где мышки, к сожалению, мы… Извините, мне пора, я и так засиделся.

– Супруга с детишками к ужину ждут? – усмехнулся Хрущёв.

– Нет, Никита Сергеевич, меня ждут бойцы. Они готовы выполнить любой ваш приказ, – твёрдо ответил Пётр Семёнович. – И если объявления не будет, то, с вашего позволения, я навещу вас еще раз.

– Точно таким же манером? – поморщился Хрущёв.

– Конечно. Я не прощаюсь…

Гость ушёл, а Хрущёв еще долго сидел в кресле, держа остывшую чашку с чаем. Неужели это не бред,