Между Сталиным и Раковским вновь возникла острая конфронтация. Сталин отвергал двойное гражданство, спекулятивно ссылаясь на то, что граждане советских республик окажутся беззащитными за пределами СССР, приводил в пример США – страну с единым гражданством, запугивал, что внутри СССР появятся границы, республиканские паспорта, ловля граждан республик за их пределами и т. п. Раковский резонно возражал: США не являются государством с определенными этнографическими территориями; коль сохраняются национальности, факт их существования должен получить отражение в национальном гражданстве; Сталин переносил старые российские представления о подданстве на понятие советского гражданства. «Если при выезде из России за границу требовался паспорт, то, когда француз приезжал в Бельгию или Германию, никакого паспорта не нужно было».[470] При этом Х. Г. Раковский предложил записать в конституцию новый пункт: «Граждане одной республики, переходя на территорию других республик, пользуются правами данной республики».[471]

Наиболее острые дискуссии разгорелись вокруг проблемы статуса и полномочий Совета национальностей ЦИК СССР. Х. Г. Раковский решительно возражал против его утверждения съездом Советов. В этом случае, пояснил оратор, Совет национальностей, формируемый ЦИКами республик, окажется зависимым от органа, в котором депутаты России составляют примерно половину. «В чем заключается авторитет второй палаты? – разъяснял свою мысль Раковский, пытаясь при довольно пассивной поддержке Каменева и Калинина убедить большинство комиссии в своей правоте. – Она создается для того, чтобы дать национальностям возможность высказать свою волю, чтобы она корректировала первую палату и съезд Советов». С известной долей иронии, адресованной и самому себе, он продолжал: «Когда раньше говорили, что национальностей нет, тогда дело другое, тогда этого не надо было. А теперь признали, что национальности есть и потому их интересы нужно отстаивать. А если так, то будет ли авторитетна эта палата, – Совет национальностей, если она является не органом национальностей, а органом России… Вот мы и хотели избегнуть, и если мы создали палату, то нужно, чтобы она действительно была выражением воли избирателей».[472]

За предложение Раковского – исключить пункт об утверждении Совета национальностей съездом Советов – голосовало 5 против 7 членов комиссии. Калинин смалодушничал, он не осмелился голосовать против Сталина, заявив, что счел необходимым выполнение директивы ЦК. Произошел любопытный диалог:

«Раковский. Позвольте тогда записать, что за поправку голосовало пять плюс мнение тов. Калинина, потому что он заявляет, что в душе он за одно, а по чувству за другое.

Калинин. Я даю урок подчинения.

Раковский. Я от своих слов отказываюсь».[473]

Вновь, как и на совещании работников национальных республик и областей, Раковский отстаивал необходимость создания двух президиумов – Совета Союза и Совета национальностей (теперь создание именно этого органа, а не Совета республик было уже решенным делом) – вместо намечавшегося единого Президиума ЦИКа, причем им предусматривалась возможность совместного решения этими органами международных вопросов на паритетных началах.[474] Отстаивая такой подход, он аргументировал его в комиссии тем, что обеспечение независимости и автономности республик необходимо не только во время сессий ЦИКа, когда заседают оба Совета, но и каждодневно. И на этот раз предложение, разумеется, было отвергнуто.[475]

Новая дискуссия развернулась по поводу того пункта проекта, который предоставлял возможность контроля решений республиканских съездов Советов союзному ЦИКу. «Съезд Советов никто не может контролировать, – заявил Раковский. – Пункт является отрицанием остававшихся за республиками суверенных прав и находится в противоречии с директивами комиссии ЦК».[476]

На защиту сталинского проекта на этот раз кинулись А. С. Енукидзе и Т. В. Сапронов. «Тут последовательное проведение ограничения союзного верховного органа!» – воскликнул тот самый Сапронов, с которым Раковский всего лишь за три года до этого, когда они оба работали на Украине, ожесточенно спорил при совершенно иной расстановке сил: Раковский выступал за централизованное государственное устройство, а Сапронов – за децентрализацию и, как он позже писал в своей автобиографии, «за горизонтальное строительство Советов и их отделов».[477] «А если незаконно решение, которое съезд Советов примет?» – в свою очередь опасался Енукидзе.[478] «Суверенитет отдельных республик, входящих в Союз, ограничен лишь в пределах, указанных в договорах, и лишь в пределах, отнесенных к компетенции Союза!» – парировал Раковский. При обсуждении этого пункта он заметно нервничал. «Это что-то невероятное, кто это сочинил?» – ответ на этот риторический вопрос был ясен всем. Из тринадцати голосовавших за предложение Раковского снять данный пункт высказалось лишь четверо. По требованию Раковского в протокол было записано его особое мнение.[479]

Призывая самым серьезным образом относиться к конституции, которая обязана была определить судьбы народов СССР на десятки лет, Раковский ратовал за выработку до предела точных и конкретных формулировок, устранения неясностей и нелогичностей.[480] Когда обсуждался вопрос об изменении границ республик, он потребовал уточнить пункт, в котором говорилось о согласии на это соответствующих республик. Что означает эта формула? Ясна ли она? Не вызовет ли разночтений? Только четкое указание на согласие высших республиканских органов, зафиксированное в конституции, позволит не допустить произвольного толкования и нарушения реальной воли законодателя.[481]

Приверженцы Сталина были весьма раздражены столь энергичным вмешательством Х. Г. Раковского в решение конституционных вопросов. М. И. Калинин, явно едва сдерживаясь от прямой грубости, заявил: «Тов. Раковский… вы только что внесли благое пожелание облегчить работу председателя, а сейчас вновь вносите путаницу».[482]