class="p1">Остались рефлексы и все как один — сексуальные. Кажется, я даже рычала, его раздевая, очень хочется верить, что мне показалось.

Кажется, ничего даже не порвала, хотя треск вроде слышала. Мы вообще как-то с одеждой не дружим вдвоем.

Он нырнул в меня, как в бурное темное море, без страха и без сожаления, согревая волшебным теплом. Внутри будто солнце взошло, стало вдруг все понятно и правильно. И руки, сжимающие меня крепко, и горячие поцелуи на коже, и движенья сердцам в унисон. Я ощущала, как он меня любит, всем сердцем, каждой клеточкой сильного и красивого тела, как стремится стать для меня целым миром. И открывала навстречу. Пытаясь быть честной с собой. Ни бояться, ни лгать, не оглядываться назад. Вместе, рядом, вложенные друг в друга…

Мы очнулись от трели дверного звонка. Я лежала под широким мужским боком и не было страшно. Марк осторожно прижал меня, поглаживая по плечу, поцеловал в волосы осторожно.

— Испугалась? — голос был напряжен. Он всегда говорит ниже, когда насторожен, я уже знаю.

— Нет. Ты же со мной, пойдем в душ что ли, как то мне перспектива отражения штурма чистыми нравится куда больше.

Он усмехнулся, одним плавным движением соскользнул с широкой кровати и меня утащил.

— Я снова голоден, кстати.

41. Твою мать

Выключенные телефоны звонили, не замолкая. Входная дверь сотрясалась если не от громкого стука, то от пронзительных воплей “Откройте, полиция!” Домофон завывал, невзирая на то, что мой муж просто и незатейливо перерезал его тоненький проводочек еще накануне. В круглые окна заглядывали альпинисты, стучали в стекла увесистыми молотками, размахивали руками, и… оставались на улице. Сюр, триллер, фильм ужасов, “штурм”.

На все происходящее безобразие Кот реагировал совершенно невозмутимо, он снова стал прежним Котом: собранным, ироничным и непоколебимо — спокойным.

Вот только по этой причине, когда снова раздался звонок моего выключенного телефона я даже не напряглась, рассеянно взглянув на экран. Подумаешь, снова неопределенный таинственный номер.

Только на этот раз все было иначе и оттуда меня поймал встречный взгляд. Все еще не забытый. Как странно, я думала что его уже и не узнаю в толпе.

Рука сама потянулась, но быстро была перехвачена Марком. Он смотрел на меня очень строго и пристально, словно что-то ища на лице. Нечто пока не знакомое.

— Это он? — вопрос прямо в лоб. Но тон его был успокаивающим, и даже мягким. Он как будто хотел мне сказать: “Я с тобой, Мышка, а это — лишь прошлое.”

— Да. Он нас видит? — уж больно внимательно нас разглядывал пока-еще-не состоявшийся собеседник.

— Понятия не имею. Демоны — очень крупные специалисты по всякого рода иллюзиям и обманам. Скоро узнаем. Его имя ты помнишь?

Помню, только вот запретила себе его так называть. Мне отчего-то казалось: как только я произнесу это имя, так сразу же все навалится.

В жизни каждого человека должно быть предательство. Оно открывает глаза, заставляет особенно сильно ценить тех, кто никогда не предаст. И прощать оно тоже нас учит. Я простила тогда, и за собой эту дверь, с огромным трудом, но закрыла.

А теперь из маленького экрана моего телефона смотрел на нас тот, чье имя я вспоминать не хотела.

Но зачем он спросил? Зная Марка, и помня о том, что он вел это дело…

— Славик?

Лицо в телефонном экране скривилось, но промолчало.

Кот усмехнулся:

— Его так не зовут. Если ты правильно назовешь это имя, мы сможем поговорить. Тебе же интересно, зачем он звонит?

Наверное, да. Но почему Кот так уверен, что все происходящее — не иллюзия?

Как будто прочтя мои мысли, он присел рядом, осторожненько перетащил меня к себе на колени и прошептал прямо в ухо, осторожно касаясь губами сережки:

— Просто верь мне. И ничего больше не бойся сейчас, хорошо?

Молча кивнула в ответ, не сводя взгляд с телефона.

— Болеслав, чем обязаны?

Вот значит, как… Подходящее имя.

Породистое лицо исказилось словно от острого приступа физического отвращения. Я вглядывалась в эти четы и не могла все понять: как вообще меня угораздило?

Длинная, почти лошадиная морда, маленькие совершенно прозрачные глазки. Такое воплощение холодного англо-сакского псевдо-аристократизма времен расцвета эпохи постмодерна. Бесчувственный и беспринципный извращенец. И пухлые губы под безупречно-ровным, тонким и длинным прямым носом это лишь подтверждали.

— Любуешься? Все еще скучаешь по мне, девочка? — его высокий голос раздался вдруг неожиданно-громко. Я вздрогнула, неожиданно вдруг ощутив колкие щупальца магии, проникающие под кожу, сжимающие поверхность сознания, в явной попытке проникнуть в него, сломать и подавить.

— Люсенька, — тихий шепот мне в шею, — ты многократно сильнее его, просто помни об этом.

Вспомнила. Все унижение вспомнила, всю ту боль, что пришлось нахлебаться мне полной пригоршней. Как ползла по пустому больничному коридору, оставляя за собой широкий кровавый след, как раздавленная произошедшим вернулась домой и услышала от мужчины, пусть и не напрямую, но ставшего виновником всех моих страданий: “Зачем мне пустышка — жена? Пожалуй, пора завершить эту нашу историю…”

Вспомнила все. И отразила.

Секунда-другая, на бледном лице промелькнул ярко испуг, потом медленно наползло удивление. И я не успела и до пяти досчитать, как он пошатнулся, будто бы от удара, схватился за голову, и пронзительно взвыл.

— Т-ы-ы-ы-ы-ы!

— Я запрещаю тебе даже смотреть на нее. У тебя есть ровно минута на откровения. Что. Ты. Хотел мне сказать?

Голос Марка звучал, как рык разъяренного тигра. Даже мне стало страшно, немножечко только.

Славик хрипло закашлялся, и давясь вязкой слюной, вытирая глаза, заливаемые обильно выступившими слезами прохрипел натужно в ответ:

— Твою мать! Эту старую шлюху…

— Вырву язык, — снова рык за спиной. Я в это тут же поверила.

— Она сбежала ко мне, так-то ты был ей нужен! Хочешь ее снова увидеть живой? Тогда твоя очередь искать меня! — полным ненависти взглядом Слава взглянул на меня и добавил: — Если думаешь, что нашла себе сильного мужика, то ты просто набитая дура. Снова ставишь не на того. Он просто зверушка. Таких сильные девочки любят… — Тут он снова слюной захлебнулся, отчего длинное это лицо будто бы свело судорогой. Но не заткнулся. продолжив: — Ей, оборотень, кстати, ты зря даже трахал ее. Илоночка наша — пустышка. Бесплодна, как та пустыня на родине твоего зверского вида, красавчик.

Снова виртуальный удар страшной невидимой лапой и этот паршивец