class="p1">Потому что «чистая безадресная подлость» – это жить вот так, обожая богатство и власть, облизываясь на разного рода лакомства и забывая ради этого о своем, извините, «образе и подобии».

И еще о «бескорыстной чистой подлости»:

«Миллионщик имеет ту выгоду, что может видеть подлость совершенно бескорыстную, чистую подлость, не основанную ни на каких расчетах: многие очень хорошо знают, что ничего не получат от него и не имеют никакого права получить, но непременно хоть забегут ему вперед, хоть засмеются, хоть снимут шляпу, хоть напросятся насильно на тот обед, куда узнают, что приглашен миллионщик» (Н. В. Гоголь. «Мертвые души». Гл. VIII).

Вдруг показалось, что примерно ту же выгоду, что и миллионщик, имеет молодая, красивая, модно и дорого одетая женщина: она может видеть любовные устремления совершенно бескорыстные, не основанные ни на каких расчетах. Многие – да почти все! – очень хорошо понимают, что никогда не получат ее благосклонности, да и не имеют никакого права, никакой надежды получить, – но непременно хоть забегут вперед распахнуть двери, хоть заулыбаются, хоть раскланяются, хоть постараются попасться на глаза или хотя бы оказаться рядом с высоким столиком на фуршете, где стоит молодая, красивая, да еще вдобавок модно и дорого одетая женщина.

Примерно раз в три месяца

продолжение темы

Мой приятель рассказал грустную историю.

Был у него одноклассник. Просто обыватель, человек безвкусный, малообразованный, скучный беспредельно – и не очень умный. Бывают такие бестолковые друзья детства. Они в школе вовсе не дружили, но потом, уже в сорокалетнем возрасте, случайно встретились на улице. Обменялись телефонами. И вот этот человек звонил моему другу примерно раз в три месяца и долго расспрашивал о жизни, о делах, как жена, как здоровье, как работа… Каждый разговор по часу. Надоедал ему страшно. Но вдруг перестал звонить. Мой приятель прямо выдохнул. Но потом, через год, сам ему позвонил, узнал, что тот умер, – и погрузился в печаль. Сказал мне: «Умер единственный человек, который двадцать лет подряд искренне и бескорыстно интересовался мною во всех подробностях моей жизни, а теперь всё, нет у меня такого человека».

Почти такую же историю рассказал мне лет сорок назад один весьма известный советский книжный художник.

– Я сделал иллюстрации к «Анне Карениной». Вышла книга, и вдруг я получаю письмо, из Ленинграда. Пишет какой-то пенсионер. Вот, дескать, на такой-то странице лампа, лампы такого фасона появились только в девяностых годах XIX века, а роман-то про семидесятые. Анахронизм! Я его в ответном письме поблагодарил, написал, что при переиздании исправлю. Он поблагодарил за то, что я принял во внимание его скромный вклад, еще какими-то соображениями поделился со мной. Я ему опять ответил, и он мне… Вышло переиздание, с исправленным рисунком, я ему послал книгу… Он в ответ – длиннейшее благодарственное письмо. И вот так мы с ним несколько лет переписывались. Я, честно говоря, устал от необходимости примерно раз в три месяца читать длинное письмо мелким почерком и отвечать – не слишком коротко; соразмерно полученному письму; вежливость требует. Вдруг – нет письма. Я прямо разволновался. Хотя мне было смешно: я его никогда в глаза не видел и даже толком не знал, что он за человек: ну, инженер на пенсии, вдовец, взрослый сын живет отдельно, внуков нет. Но всё равно я к нему уже как-то привязался. Через полгода все-таки написал письмо: «Что с вами, здоровы ли?» Веришь ли, боялся, что письмо придет назад, то есть всё, умер старичок. И вдруг получаю ответ: «Глубокоуважаемый НН, был рад нашей переписке, но здравый смысл требует ее прекращения: я не хочу надоедать вам, знаменитому художнику, занятому человеку, своими письмами. Прощайте». Честное слово, я полгода был в ужасном настроении. Мне было и грустно, и отчасти даже обидно. Но потом как-то привык…

После венчания

Николай Сергеевич в ранешние времена

После венчания гости сразу отправились в ресторан, а молодожены – то есть Николай Сергеевич и Наденька – решили на минутку заехать на новую квартиру, где Наденька еще ни разу не была. В квартиру, которую Николай Сергеевич приобрел и оборудовал специально для новой семейной жизни. Двоюродные сестры Николая Сергеевича тайком говорили Наденьке, что эту роскошную квартиру он то ли уже записал на нее, то ли запишет в ближайшие дни, так что это на самом деле как будто свадебный подарок.

Приехали. Квартира была во втором этаже, слева.

Наденька боялась, что Николай Сергеевич начнет делать широкие жесты. Простирать руку и говорить: «Это теперь твой дом», вручать ключи, или что-то еще в столь же пошлом роде, – но напрасно она так о нем подумала.

Они быстро прошлись по комнатам – передняя, главная гостиная, столовая, кабинет, гостиная жены – в старое время это называлось «будуар», дальше спальня, комната служанки и еще одна непонятного назначения, большая и совсем пустая – только гардины и яркий ковер на полу, и по веселому узору ковра Наденька догадалась, что это, скорее всего, будущая детская. Еще, разумеется, кухня, туалетная и ванная. Всё сверкало чистотой, лаком, шелком, гобеленом, полировкой и до писка отмытым стеклом окон. Видно было, что здесь еще никто не жил, да и вообще не был долее пяти минут – если не считать обойщиков и полотеров, конечно.

Вернулись в просторную гостиную, обставленную приятно, но вполне безлико – кресла, диваны, горка с фарфором, – Наденька посмотрела на люстру, потом в окно – оно выходило на тихую, обсаженную липами Малую Московскую, потом взглянула на своего молодого, так сказать, мужа и только сейчас поняла, что это – ее муж, а эти комнаты – ее дом. И вообще всё это – теперь ее жизнь.

У нее задрожали губы.

– Тебе нравится наша квартира? – спросил Николай Сергеевич.

– Боже! – выдохнула Наденька. – Я даже предположить такое не могла… Я счастлива, Николай! Боже, как я счастлива.

Он подошел к ней, она обняла его и заплакала.

Она плакала от радости. До сего момента она не верила, что это правда. Даже в церкви во время венчания, и даже после него, когда все подходили поздравлять, она всё еще боялась, что это чья-то тяжелая дурная злая шутка.

Но вот сейчас – поверила.

Поверила, что окончилась ее ужасная жизнь. Окончилась жизнь бедная и бездомная, с перетаскиванием чемодана от тетушки к подруге и от подруги к другой тетушке, со съемом комнаток у злых хозяек, с домашними уроками, со штопаньем чулок, с экономией на обедах и ужинах, с несварением желудка от залежалого