– Если тебе не нравится эта скульптурная группа, то и того, что увидишь внутри, ты тоже не одобришь, – раздался голос Данте. Подняв голову, Телла увидела его самого, стоящего, прислонившись к одной из колонн по бокам массивной двери храма, и словно выставляющего напоказ свое загорелое тело, сплошь покрытое татуировками…

О, боги, он и правда обнажен по пояс!

Телла пыталась запретить себе пялиться на него, пройти мимо, не сказав ни слова, но не могла ни отвести глаз, ни предотвратить прилив тепла, распространившегося по груди и шее. Она и раньше видела раздетых молодых людей (включая, если память ей не изменяла, самого Данте), но почему-то на вершине этих ступеней Данте выглядел по-другому. Выше и плотнее. Более всеобъемлющим. Обернутый вокруг его бедер широкий отрез белой ткани – как у статуй – подчеркивал бронзовое совершенство его ног и торса.

Телла захлопнула рот, но было слишком поздно. Данте, этот тщеславный ублюдок, видел, как у нее отвисла челюсть, и теперь улыбался широкой белозубой улыбкой, как будто и сам был одной из звезд, которым поклонялись в Храме. Телла была вынуждена признать, что в тот момент он мог бы убедить ее. Точно так же, как ему удалось обманом заставить ее поверить, что она ему небезразлична.

Это была их первая встреча с тех пор, как он унес ее изуродованное тело от замка Идиллуайлд. Должно быть, он ожидает благодарности за то, что спас ее той ночью. Но после его признания Хулиану – что печется он о ней только чтобы добраться до Колоды Судьбы – Телла не собиралась ни за что его благодарить. Она хотела сказать что-нибудь остроумное или язвительное, но, к ее ужасу, сумела ляпнуть лишь восторженное «Тебе вообще нельзя надевать рубашку».

Его улыбка вывела ее из равновесия. Данте оттолкнулся от колонны и оперся локтем на одну из статуй, стоящих ближе к Телле. Лунный свет танцевал на толстых черных шипах, вытатуированных на его ключице, в то время как взгляд темных глаз скользил по Телле, поднимался вверх по ее накидке и…

Внезапно Данте нахмурился, и желудок Теллы камнем устремился вниз.

– Почему ты так на меня смотришь? – Данте наклонился, схватил конец шнура, соединяющего вместе лоскуты ткани, и потянул, заставив Теллу вспыхнуть. – Что ты делаешь?

– Помогаю тебе.

Кивком головы он указал в сторону одной из женских статуй, одеяние которой напоминало то, что было на Телле, только опоясывающая тело веревка начиналась прямо под грудью, а затем несколько раз оборачивалась вокруг талии, создавая ромбовидный узор, и скреплялась узлом, оставляя лишь две короткие кисточки, свисающие на уровне бедер.

– Ты неправильно завязала. – Данте взялся за другой конец шнура. – Придется снять веревку и сделать, как положено.

Телла выхватила из его рук оба конца и неуверенно шагнула в сторону.

– Нельзя же раздевать меня прямо на лестнице!

– А в другом месте, выходит, можно? – Его низкий голос был полон греховных обещаний.

Телла шлепнула его веревкой.

– Я же просто пошутил! – Данте поднял обе руки с удивительно беззаботной улыбкой. – На самом деле я не собирался раздевать тебя ни здесь, ни где-либо еще. Но поправить твою простыню необходимо, если хочешь попасть внутрь.

– Это накидка, а не простыня, – возразила Телла. – Не все ли равно, как она завязана?

– Если ты так думаешь, то явно недостаточно знаешь об этом святилище. По ту сторону мраморных дверей сокрыт совершенно другой мир. Но если хочешь войти как есть, давай, действуй! – Он снова выхватил один конец шнура у нее из рук.

Телла нахмурилась.

– Похоже, тебе просто нравится меня мучить.

– Если тебе так сильно это не по душе, почему же ты все еще здесь?

– Потому что ты стоишь у меня на пути.

Они оба понимали, какое это слабое оправдание. Телле было намного легче презирать Данте, находясь вдали от него, чем находясь лицом к лицу. Она продолжала вспоминать, как он смотрел на нее, когда нес из замка Идиллуайлд. В какой-то момент он показался таким предательски юным и уязвимым! Потому ли, что действительно боялся потерять ее? Или просто опасался лишиться шанса найти Колоду Судьбы ее матери?

Теллу так и подмывало спросить об этом, бросить ему в лицо то, что подслушала, и посмотреть, вздрогнет ли он или смягчится.

Но слова, вдруг сделавшиеся невероятно тяжелыми, так и не слетели с языка. На самом деле она не хотела слышать его ответа, поскольку, что бы он ни сказал, у их истории не будет счастливого окончания. Телла все еще подозревала, что либо сам Данте, либо Хулиан может оказаться Легендо. Да и разговор со Скарлетт зародил в душе Теллы сомнение. Если Данте и есть Легендо, ей нужно искоренить любые испытываемые к нему чувства.

Вчера после представления Телла пришла к выводу, что Джекс намеревается освободить всех Мойр. Теперь ей нужно решить, что делать дальше. Она не хотела нести ответственность за возвращение богов и богинь Судьбы, которые снова станут править империей с невероятной жестокостью. Умирать она тоже не собиралась, но и нисколько не приблизилась к спасению своей матери – а ей требовалось задать той множество вопросов, накопившихся со времени ее исчезновения с Трисды!

Телла была не из робкого десятка и не собиралась притворяться, что у нее нет выбора только потому, что выбор этот ей не по душе. Она окончательно решила, что в конце игры передаст Легендо в руки Джекса.

При этом она не теряла надежды, что Данте все же не магистр Караваля. Но даже если это он, у них так и так нет будущего.

Телла не гордилась собой за этот выбор, как и за то, что избегала откровенного разговора с Данте, упорно храня молчание по поводу своего балансирования на краю гибели и последующего чудесного спасения. Но и сам Данте тоже не обмолвился об этом ни словом, следовательно, такое положение дел играло ему на руку.

– Хорошо. – Телла бросила ему оба конца веревки, решив позволить помочь себе, а потом отправить его восвояси. – Только давай побыстрее.

Она вцепилась обеими руками в верхнюю половину накидки, чтобы придержать ее, напоминая себе при этом, что ничуть не стыдится. Скорее, не позволяет себе рассыпаться на части. От близости Данте кожа ее сделалась очень чувствительной и стала покалывать. От него пахло чернилами и темным соблазном.

Она крепче прижала к себе тонкую ткань, в то время как он нащупал узел на ее талии и стал медленно его развязывать. За кожаный шнурок он притянул ее к себе так близко, что она отчетливо различила выступающие на его татуированной груди мускулы. Его руки были сплошь покрыты символами, а торс и вовсе, казалось, рассказывал некую историю. У него на животе имелось изображение лежащего на боку потерпевшего крушение корабля с разорванными парусами, на который сверху равнодушно взирали звезды. Одну сторону грудной клетки покрывал горящий лес. Под ключицей у него было вытатуировано черное сердце, такое же, как на руке, плачущее кровью и кажущееся при этом столь реальным, что Телла как наяву ощутила его биение. Когда Данте слегка повернулся, она мельком заметила кончики иссиня-черных крыльев, изображенных у него на спине.