Примечательно, что невзирая на свое высокое наименование гвардии, полки 3-й гвардейской пехотной дивизии, мобилизовавшиеся в польской столице, в силу непонятных мобилизационных мероприятий, получили слабое пополнение. Участник войны вспоминает о мобилизации одного из полков дивизии, что «в то время, когда в этой же Варшаве находились коренные запасные этого полка, просившиеся в свою родную часть, ее переполнили бывшими нестроевыми, обозными служителями госпитальных команд, бывшими кавалеристами… слабыми физически, полубольными, в большинстве не умевшими держать ружье»[169]. Преодолевать последствия организационных неурядиц пришлось уже во время марша. Возможно, что такое положение дел существенно повлияло на исход боев полков 3-й гвардейской пехотной дивизии под Нейденбургом и Сольдау.

Когда А.В. Самсонов получил известие, что 1-й корпус отступает за Сольдау, то он испытал шок: несомненная победа, которая уже практически была в руках, в мгновение ока оборачивалась поражением. Оставление неприятелю под Сольдау нескольких километров территории в глубину означало, что немцы получили дорогу для удара в тыл всей армии. Как ни странно, но командарм-2 с самого начала операции не доверял Артамонову, однако никаких мер не принял. Если генерал Ренненкампф не стеснялся, отрешая от своих должностей начальников полков, артиллерийских бригад, кавалерийской бригады (тот же генерал-майор Орановский), то Самсонов старался идти в бой с тем, что есть. К тому же командир корпуса – все же не начальник бригады.

Что касается умственно-волевых качеств командира, от которого зависел исход операции по занятию Восточной Пруссии, то и здесь все было очень печально. Волевые качества Л.К. Артамонов превосходно проявил своей безответственностью начальника, позволив врагу броситься в тылы центральных корпусов всей массой сосредоточенных на русском левом фланге войск. При этом его личная храбрость вне сомнения: в ходе 3-дневного сражения у Сольдау и Уздау комкор-1 метался по полю боя, пытаясь руководить отдельными ротами и батальонами, не понимая, что его место – у руководства всем корпусом. В отношении интеллекта комкора-1 современники отзываются о нем как, мягко говоря, о совсем неумном человеке. В качестве примера можно привести еще довоенную фразу комкора-22 в годы Первой мировой войны А.Ф. фон дер Бринкена, сказанную по поводу какого-то «проекта» генерала Артамонова, которыми тот был «славен»: «Извольте, ваше превосходительство, сами доложить главнокомандующему, а я таких глупостей великому князю докладывать не могу»[170].

Нельзя не сказать о том, что часть исследователей считает, что комкор-1 не категорично виноват в том, что корпус отступил южнее Сольдау. Предполагается, что отдельные войска получали по телефону ложные приказы об отходе от имени командира корпуса. Это якобы дезориентировало подразделения, и те смешались в беспорядочном отступлении к Млаве. В современной войне телефон «заменил чувство локтя; фронт сомкнут, пока связь работает. Потеря связи в августе 1914 года с армией Самсонова и внутри этой армии сразу же дала событиям катастрофический оборот»[171].

Возможно, что какие-то ложные телефонные звонки и были. Но грош цена тому штабу, что позволяет противнику вырвать инициативу нелепой дезинформацией. Войска отступили, прежде всего, потому, что комкор-1 и его штаб выпустили из рук управление боем, а вдобавок ко всему и последовательно дезориентировали штаб армии, уверяя, что корпус продолжает держаться. Именно такая заведомо неверная информация поступала к А.В. Самсонову, в то время как немцы уже бросились в тыл центральной группировки русских, прямо на Нейденбург, где находился штаб 2-й армии до своего отъезда в 15-й армейский корпус. Возможно, эта информация, что левый – ключевой – фланг надежно прикрыт, в том числе побудила командарма-2 лично выехать в центр армии, чтобы взять руководство в свои руки. Соответственно, связь во 2-й армии и с ней извне разрушилась одномоментно и окончательно.

Наверняка свою роль сыграло и то обстоятельство, что 1-й армейский корпус с начала операции находился в непосредственном распоряжении Верховного главнокомандующего. Тут надо еще раз напомнить, что Ставка еще 8 августа разрешила использовать 1-й корпус в интересах 2-й армии. Таким образом, генерал Артамонов официально перестал подчиняться штабу Ставки в Барановичах. Но лишь 14-го числа главкосевзап Я.Г. Жилинский послал А.В. Самсонову телеграмму с разрешением выдвигать 1-й армейский корпус севернее района Уздау – Сольдау. По иронии судьбы, командарм-2 этой телеграммы уже не получил, так как выехал в войска. Разумеется, продублировать это важнейшее сведение посылкой конных офицеров игравший в полководчество штаб фронта не удосужился.

Лишь в полдень 16-го числа начальник штаба Северо-Западного фронта В.А. Орановский сообщил командарму-2 в Нейденбург: «Верховный главнокомандующий дал разрешение использовать в настоящей операции 1-й корпус». Однако к этому времени генерал Артамонов уже был смещен, а корпус отступил за Сольдау: Я.Г. Жилинский дотянул дело до последнего момента. По мнению многих участников войны, штаб фронта несет тяжелую ответственность не только за эту затяжку в передаче 1-го армейского корпуса в полное и безоговорочное подчинение штабу 2-й армии. Если Жилинский так уж твердо желал сохранить контроль над районом Сольдау, верноподданнически выполняя неверное решение Ставки, то он был обязан образовать из войск левого фланга 2-й армии отдельную группу, подчиненную непосредственно штабу фронта. Но в таком случае три пехотные и две кавалерийские дивизии управлялись бы не комкором-1, а самим Жилинским. Поэтому главкосевзап в последний момент передал подчинение командарму-2, лукаво уйдя от ответственности. Это – поведение царедворца, а не военачальника, каковым столь рьяно тщился выставить себя генерал Жилинский.

Чтобы установить контроль над левым флангом своей армии, генерал Самсонов еще в самом начале операции послал в 1-й армейский корпус свое доверенное лицо – исполняющего дела генерала для поручений при штабе 2-й армии полковника Генерального штаба А.М. Крымова. Перед войной Крымов занимал должность исполняющего дела генерала для поручений при командующем войсками Туркестанского военного округа – как раз А.В. Самсонове. Это – тот самый Крымов, который в 1917 г. будет командовать 3-м Конным корпусом и застрелится после провала корниловского выступления против Временного правительства А.Ф. Керенского. Полковник Крымов также доносил своему командарму о ненадежности командования 1-м армейским корпусом: «Штаб 1-го корпуса – одно огорчение. Начальник штаба [С.П. Ловцов] – это какой-то кретин». Лишь утром 14 августа командарм-2 под свою ответственность все-таки отстраняет генерала Артамонова от командования корпусом, меняя его на А.А. Душкевича (начальник 22-й пехотной дивизии), но время уже упущено безвозвратно: 1-й армейский корпус немцев стремительно ворвался в русские тылы.

Более того, генерал Душкевич, как то и положено командиру, 14-го числа находился в своих частях, еще дравшихся под Сольдау. Уже к девяти часам утра 15 августа городок Сольдау представлял собой сплошной пожар, и вырваться из расположения сражавшихся войск было трудно. Да и к чему? Получив телеграмму о своем смещении, комкор-1 не нашел ничего лучшего, как передать непосредственное командование начальнику артиллерии корпуса князю В.Н. Масальскому. Сам Артамонов также остался при войсках. В итоге более суток измотанные боями войска 1-го армейского корпуса получали разнообразные и зачастую противоречивые распоряжения сразу от трех начальников – Артамонова, Масальского и Душкевича. Твердо встать во главе корпуса А.А. Душкевич смог только к вечеру 15 августа, когда полки откатились уже почти к самой Млаве.