Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В какой-то момент мне показалось, что птичье щебетание приутихло, но я не успел поделиться своими догадками – Грайт, нехорошо сузив глаза, процедил сквозь зубы:
– Похоже, нарвались…
Тревоги в его голосе не было – скорее, досада человека, которого вздорные препятствия отрывают от серьезного и важного дела. Его взгляд метнулся мне за спину, и я открыто посмотрел туда же.
На опушку неторопливо выходили люди.
– Оставлять кого-то в засаде у них не в обычае, – тихонько сказал Грайт, обращаясь исключительно ко мне. – Значит, они все здесь, и выглядят не лучшим образом, видывал я сброд и поопаснее… Костатен, если завяжется драка, держись в сторонке, я тебя умоляю…
И пружинисто взмыл на ноги, а следом поднялись мы с Алатиэль. Где-то даже привычно я моментально оценил численность, вид и вооружение нежданно свалившегося на голову противника…
Восемь человек. В самом деле, разбойнички выглядели довольно коряво, ничем не напоминали тех статных молодцов из Шервудского леса, каких я представлял, читая в юности увлекательную книжку Гершензона о Робин Гуде и его «зеленых стрелках». Плюгавенькие, щуплые, заросшие щетиной по самые глаза, все поголовно в зеленой одежде, даже колпаки зеленые, – но она в прорехах и неумело наложенных заплатах. Думаю, у молодцов Робин Гуда имелись в деревнях любушки, стиравшие и штопавшие для дролечек, – а эти, сразу видно, обходились собственными силами, без женской заботливой руки. Оружие самое разномастное – мечи только у половины, причем в ножнах меч только у одного, у остальных – в простецких железных кольцах, прикрепленных к поясу. У двоих только короткие копья с широкими тусклыми наконечниками, которыми, похоже, можно было и рубить. У одного и вовсе дубина выше его макушки, сразу ясно, грубо смастеренная из молоденького деревца – ветки вкривь и вкось обрублены, а на верхушке оставлены сучья подлиннее и потолще – примитивное подобие средневекового шипастого «моргенштерна»…
Луков ни у кого не было, что нам давало некоторые преимущества. Восемь человек – это не взвод. Они всячески пыжились, пытаясь придать себе грозный вид, но таким уж опасным противником никак не смотрелись. Я бы их сравнил со стайкой уличной шпаны, не способной к серьезной драке – в которых у меня, признаться честно, был некоторый опыт и в старших классах, и в курсантские времена, когда дело порой доходило до штакетников, выломанных в ближайшем палисаднике, так что беззащитным ягненочком безусловно не был. Плюс неплохое знание боевого самбо. Зря Грайт отнесся ко мне как к боевой единице чуточку пренебрежительно: не спорю, в серьезной средневековой битве меня быстро прикончили бы, но в схватке с местными шпаргонцами есть кое-какие шансы…
У троих я заметил на грязных лапищах массивные, несомненно дворянские браслеты с крупными камнями, – а у обладателя меча в довольно богатых ножнах их обнаружилось целых два, на обеих руках…
Грайт, положив руку на эфес меча, терпеливо ждал с закаменевшим лицом. Я прекрасно понимал, почему он выжидает, – у такой мелкой шпанки всегда есть вожак, склонный очень быстро себя обозначить, и человек понимающий постарается достать его первого, потому что без него шпанка частенько кидается врассыпную…
Грайт бросил презрительно:
– Ну, что скажешь? (и добавил пару словечек, которые вигень не перевел).
Откликнулся тот, с двумя браслетами и мечом в ножнах, в котором я почти сразу и заподозрил главаря:
– А что тут скажешь? Оставьте коней и кошельки – и можете убираться. До Большого Тракта не полмира, к сумеркам дотопаете. – Он осклабился. – Разве что тебя, красоточка, сначала самолично разложу под кустиком…
Алатиэль, побледневшая, но вовсе не выглядевшая испуганной, ответила ему длинной фразой. Атаману предлагалось, коли уж ему хочется любви, срочно отправиться к ближайшему болоту, снять штаны, встать раком и ждать штуня, который не замедлит явиться… Тут последовало несколько непонятных слов – воспитанная у нас девушка Алатиэль, ага!
Не без злорадства я увидел, что атаман закипел от злости. Остервенело заорал:
– Сама получишь восемь пунтов куда только придумаем! Берите девку целехонькой, пригодится!
Вся орава кинулась на нас, корча страшные рожи и подбадривая себя дикими воплями. Скорее всего, роли они распределили заранее, понаблюдав за нами из-за деревьев, – очень уж слаженно разбились на пары. Грайт и Алатиэль выхватили мечи, Лаг – свой внушительный тесак. Я и не подумал хвататься за меч, прекрасно понимая, что не справлюсь с ним, просто приготовился…
На меня набегали двое со злобно-испуганными рожами, один с копьем, другой с дубиной – ну это легче… Рядом раздался лязг стали и хриплые выкрики, но оглядываться было некогда. Тот, что с дубиной, опередил дружка на пару шагов, размахнулся дубиной широко, словно корову отгонял, едва не угодив в лоб напарнику, – ну, я с него и начал, кинувшись вперед, ушел в сторону, подбил ногу, выхватил дубину и, когда он повалился, без колебаний угодил носком сапога между ног – не гусары на дуэли и не в честной драке возле танцплощадки…
Как он заорал – душа возрадовалась! Не теряя времени, держа дубину наискось, чтобы вовремя отразить возможный рубящий удар, шагнул вперед. Разбойничек, судя по оторопелой роже, уже понял, что блицкрига не получилось, и стал отступать спиной вперед, делая выпады копьем в мою сторону. Это уже было не напряжно – и я, примерившись, двинул ему от души по правому плечу, он взвыл, уронил копье, я ударил его толстым концом дубины в солнечное сплетение, а когда он согнулся в три погибели, отоварил своим первобытным оружием по башке со всего размаху, без всякого гуманизма, абсолютно сейчас неуместного…
Раздался панический вопль:
– Это лугены!
Вот теперь можно было оглядеться…
Трое во весь опор убегали в лес. Сразу видно, что короткая баталия закончилась с разгромным счетом в нашу пользу, – перед Грайтом распростерлись два неподвижных тела (один из них, я отсюда видел – незадачливый атаман), один несомненный покойник лежал перед Алатиэль, стоявшей с опущенным мечом и ошеломленным бледным лицом, тот, что получил от меня бывшим зеленым насаждением по темечку, не шевелился, а вот второй корчился в траве и орал благим матом, и это были единственные звуки, нарушавшие лесную солнечную тишину.
Ай-яй-яй… Сердце у меня тоскливо сжалось: Лаг неподвижно лежал навзничь, стекленеющими глазами уставясь в безоблачное небо, и против сердца у него