Уже было ясно из его невольных оговорок, что они бывали не только у нас, но и в зарубежных странах, – он очень точно описывал совсем недавно Эйфелеву башню. Вигень им позволит понимать любой язык, а маскироваться под местных легко. Совсем нетрудно принести в наш мир золото, которого здесь хватает, и его можно при некоторой смекалке легко продать там, где это в обычае.

И это не голое теоретизирование, я в силу профессии знал немало о том, как обстоят дела с продажей оружия на Западе. Знал, где его можно без особого труда купить. Давненько уж Бельгия торговала легким стрелковым оружием, не особенно и проверяя покупателей – лишь бы выглядели авторитетно и исправно платили. Чем пользовались всевозможные повстанцы и революционеры, в том числе и русские. Чехословакия вдобавок к этому продавала по всему свету броневики и танки. Тем же занималась и Англия – до войны.

Война многое переменила. Англия берегла оружие для собственного потребления, Бельгия и Чехословакия оккупированы немцами. Однако остаются две нейтральных страны, Швеция и Швейцария, которые свой нейтралитет понимают своеобразно, преспокойно поставляя Гитлеру отличные пушки «Бофорс», и не только их.

Вот только одна загвоздка. Если разговор пойдет обстоятельный, нужно будет посоветовать Грайту отправить в ту же Швейцарию кого-нибудь с короткой стрижкой. Не знаю в подробностях, как проходит торговля оружием, но, думается мне, человек с прической музыканта или актера на этом специфическом базаре будет выглядеть странновато и привлечет к себе ненужное внимание…

В концов концов я решился, легонько дал коню шенкеля и поравнялся с Грайтом. Все равно путешествие было скучным, а чужих ушей тут, безусловно, не имелось.

Грайт выслушал краткое изложение идеи о покупке оружия, как мне показалось, довольно рассеянно. Сказал с уже привычной мне безучастностью, способной надежно маскировать любые эмоции и чувства:

– Интересная идея. Обговорим подробнее в городе, вечером. На постоялом дворе шпиков уж точно не будет – надежное место…

Я почувствовал себя неловко. Уж не свалял ли дурака? (Я не собирался запоминать здешний эквивалент этого выражения.) Вполне могло оказаться, что чья-то умная голова давным-давно додумалась именно до этой идеи? Грайт не выразил никакого удивления по поводу моего пистолета, сразу определил, что это оружие, – просто сам он из нашего огнестрела никогда не стрелял. Если они знают о нашем оружии, нетрудно сделать следующий шаг – догадаться, что это отличное средство против ватаков, гораздо более эффективное, чем их луки… Расспрашивать бесполезно, он завел моду делиться со мной строго дозированной информацией – так ребенку выдают по одной конфетке…

Я хотел было придержать коня, чтобы он уехал вперед, но Грайт спросил словно бы деловито:

– Костатен, у тебя есть прозвище? Я уже знаю, что в вашем мире прозвища в ходу, а у нас они когда-то были особенно любимы как раз у военных…

Прозвище у меня было, а как же – профессиональным шиком считалось иметь прозвище, сплошь и рядом устоявшееся, прямо-таки официальное, разве что не попадавшее в казенные бумаги. Заработать его можно было по самым разным поводам, часто не связанным со службой. Ниночка Бакрадзе с некоторых пор звалась Шаманка – за мастерское умение колоть самых неразговорчивых клиентов. Никаких шаманок в Грузии нет, там они как-то по-другому называются, но Нине понравилось. Бывало и наоборот. Прозвище Веньки Самохина Гарсон прилипло после самого что ни на есть бытового смешного случая. Как-то Веня с двумя знакомыми из нашей же системы ехал в отпуск, и поезда они дожидались в вокзальном ресторанчике, с графинчиками, естественно. К ним за столик подсел старший лейтенант с интендантской эмблемой на петлицах – и очень всем не понравился. Дело было отнюдь не в том, что он интендант, среди них тоже попадаются неплохие люди, – просто типчик был какой-то мутный, неприятный и очень скоро стал недвусмысленно набиваться на угощение водочкой, никак не хотел отвязаться. Вене это надоело, и он, широким жестом подозвав официанта, распорядился: «Гарсон, два по двести!» Интендант расплылся было в предвкушении, но Веня тут же уточнил: «В одну посуду!» Только теперь интендант сообразил, что к чему, и слинял, а Веня носил прозвище уже год…

Я не у бога теля съел, а потому эта традиция распространилась и на меня. Когда я начинал службу, был Малыш, потом Кентавр (за кавалерийское прошлое), а с месяц назад прилипло устоявшееся, все на том сошлись, прозвище Маугли. Была одна передряга, когда, помимо прочего, потребовалось умение мастерски лазать по деревьям, а им в нашей группе мог похвастать я один. Так и прижилось. Мне нравилось.

Но Грайту я этого рассказывать не стал – пришлось бы долго объяснять, кто такой Маугли. Сказал, пожав плечами:

– Не удостоился как-то. А что?

– У всех членов Братства есть прозвища, так уж издавна повелось. Когда отправляемся куда-то небольшим числом, как мы сейчас, называем друг друга по именам, а вот когда встречаемся с другими на пути, в ход идут прозвища. Старый обычай, все его соблюдают. Тебе, может быть, он покажется глупым…

– Ничего подобного, – сказал я чистую правду. – Повсюду свои обычаи.

– Вот я и подумал, что тебе нужно тоже дать прозвище, коли уж ты вплотную занялся делами Братства. Я тут подумал… Если я дам тебе прозвище Красный, по цвету твоей крови, у тебя не будет возражений? Знамя у вас как раз красное…

– Ни малейших, – сказал я.

Мне пришло в голову, что прозвище подходит как нельзя лучше: я ведь красный не только по цвету крови, но не стоит разъяснять им такие тонкости. Ну вот, теперь я полноправный подпольщик с партийной кличкой, уписаться можно от радости…

Лес понемногу редел, появились обширные пустоши, поросшие уже знакомым кустарником. В последний раз сверившись с картой и компасом, Грайт удовлетворенно хмыкнул:

– Не плутали, вскоре попадем на Большой Тракт, а там – прямиком до города. Костатен, еще краткие необходимые пояснения. Как только подъедем к городским воротам, изображай глухонемого. Жесты все помнишь?

– Помню.

– Вот и отлично. Собственно, провинциалу из глухомани простительно не знать о городской жизни самых простых вещей, но есть другая опасность. Кто-нибудь может тебе задать совершенно безобидный вопрос из нашей жизни – и, если ты на него не ответишь должным образом, попадешь на заметку, а это ни к чему. Понимаешь?

– Кажется, понимаю, – сказал я.

В самом деле, есть куча местных мелочей, которые просто обязан знать обитатель этого мира, но абсолютно не знаю я. На постоялом дворе обошлось, но большой город – другое дело. Легко приложить эту коллизию к нашей действительности. Предположим,