Практичный Гриша уловил это быстро, но для поддержания разговора и самолюбия Миши со знанием дела сообщил, что хорошо зарабатывают в подземных переходах, – отчего бы ему, Мише, не петь там? Лицензию получить – не проблема.

– В перехо-одах и по лице-ензии? – удивился Миша. – А без?

– А «без» могут прогнать. Тебе это надо – быть мальчиком для битья? Возьми лицензию и – пой-играй, сколько хочешь. Зарабатывай, не прячась и никого-ничего не боясь.

– Да ну, платить налоги…

– Кто играет и одновременно поёт, тому платят больше – и на жизнь хватит, и на налоги.

Оказалось, освоить территорию переходов Миша уже пытался, но его отовсюду прогоняли.

«А Гришу не прогнали бы», – подумала туристка, что сидела напротив и заинтересованно подслушивала…

– Знаешь, – доверительно сообщил Миша, – я одно время про поезда подумывал, но петь и играть по вагонам унизительно.

– Унизительного ничего, конечно, нет, но, повторяю, в переходах зарабатывают больше. Советую взять лицензию.

– Я бы вначале п-попробовал.

– Ну, попробуй. Начнут прогонять – уйдёшь. Скажешь – не знал. Только обязательно извинись.

Гриша раскрыл многие секреты, но утаил, что с того времени, как похоронил мать, зарабатывал тем же.

Встреча вдохновила Мишу. Он обследовал центр города, выбрал выигрышное место и, выспавшись, выехал из дома, прихватив гармонь, – в себе он был уверен. В десять утра поставил на пол деревянную плошку и под собственный аккомпанемент запел «Степь да степь кругом» – широко запел, во всю грудь. Кто-то останавливался – слушал. За полчаса были спеты «По Муромской дорожке», «Как родная меня мать провожала», «По Дону гуляет».

Голос требовал передышки. Миша отошёл в сторону, отвернулся к стене и начал считать… За полчаса 47 евро – фантастика!

– Хорошо заработал, – раздалось за спиной.

Миша вздрогнул: музыкальный слух уловил голос Гриши. «Сторожил меня, идиот», – недовольно отметил он и признался, по обычаю, заторможенно и жалобно:

– Да, малость заработал.

– Да не «малость», а хорошо заработал, а теперь уходи, – сухо велел Гриша.

– Это п-почему «у-уходи»? – начал заикаться Миша, повышая голос. – Т-ты кто – т-такой?

Гриша опустил голову и властно понизил голос:

– Уходи, сказал…

Но рыхлый Миша властности не понял. Он вышел на опробованное место, поставил плошку и растянул гармонь. Гриша положил на гармонь руку – не дал извлечь звук.

– Ты что – не понял? – сквозь зубы произнёс он тем же голосом. – Сказано – «у-хо-ди!»

– А я не уйду.

Гриша нахмурился, выдержал паузу и тихо, но грозно произнёс:

– Я жду.

Туристка, что подслушивала в вагоне, пробежала мимо, узнала и оживилась:

– Ой, это вы, мальчики? Здравствуйте.

Гриша хмуро кивнул – Миша с наигранной весёлостью поднял руку и самодовольно изрёк: «Привет».

Туристка отошла за колонну— понаблюдать… Из любопытства.

– У-хо-ди, – в очередной раз повторил Гриша, глядя внутрь себя. – По-хорошему говорят. Или непонятно?

– А вот и не уйду! – горделиво поднял голову Миша.

– Ах, даже так?.. – повысил голос жилистый Гриша, приблизился и, словно котёнка, поднял невысокого Мишу над головой, подошёл к путям и, ни слова больше не говоря, бросил его вниз, на рельсы.

Глаза Миши округлились… Не от боли – от ужаса: музыкальный слух уловил грохот приближавшегося поезда. Цепляясь за высокие края, он пытался выбраться, но рыхлому телу это было не под силу.

Гриша хладнокровно наблюдал. Время шло на секунды… И, прежде чем высветиться жёлтым фарам грохочущего состава, он шагнул к Мише, молча протянул руку и выхватил его у смерти.

«На-адо ж! До секунды всё рассчитал! – поразилась туристка и посочувствовала: «Эх, Ми-иша, Ми-иша, не тебе бы соваться в волки – хвосту тебя тёлкин».

Люди спешили к вагонам, в недоумении оглядывались, Миша дрожал.

– А теперь уходи. Радуйся, что жив и не отбираю деньги. И забудь про нашу встречу.

Миша заплакал от обиды и пошёл наверх – перевести на лавочке дух. «А как хорошо всё начиналось!..» Но что под этим «всё» имел он в виду – встречу с Гришей или дебют в переходе, – он с полной уверенностью сказать бы не смог. Чем он хуже подлеца Гриши? Разве так можно?.. Они ж люди – не звери… Он талантливее, добрее, за всю жизнь никого не обидел. Жизнь жестока и непонятна!..

Миша поднялся, чтобы уйти, и застыл: слух уловил голос скрипки – печальный, далёкий и неестественно чистый. Он огляделся – откуда?.. Никакие звуки не смогли бы замутнить эту поразительную прозрачность акустики.

Звуки пробивались из-под земли.

«Ах, вот в чём дело!.. Это место Гри-иши… – догадался, наконец, Миша. – К тому же он ещё и с микрофоном…»

Таких хрустально-чистых звуков Миша прежде не слыхал – в театрах так не играют. Забыв, что собирался домой, он слушал, закрыв глаза… Душа наполнялась теплом, покоем и нежностью. Сердце щемило… от восторга – чувства, которое переполняло его всегда, когда он любовался солнцем янтаря.

«Нет, виноват не Гриша – мир несовершенен», – подумал вдруг Миша.

По щекам текли слёзы. Но то были другие слёзы – совсем не такие, как несколько минут назад. Не слёзы обиды, а-а-а… Что-то произошло. Но что? Что!?..

И неожиданно понял: он повзрослел…

Раннее воскресное утро, и вдруг!.. – шум на лоджии. Встревоженная Ольга сбросила одеяло, вскочила, подбежала к балконной двери, открыла и парализованно застыла: на зелёном ковре густо чернела земля. Сон тут же прошёл: её субботний труд кто-то свёл на нет.

Она оделась, вооружилась тряпкой, вытерла перила, на которых стояли круглые и продолговатые горшки с геранями, собрала землю, пропылесосила. После завтрака сходила к сестре, что жила невдалеке, приготовила обед и перед сном вышла на лоджию освежиться.

И застыла во второй раз: зелёный ковёр был снова припудрен землёй!.. В недоумении высунув голову, взглянула на верхний балкон. Вышла на лестничную площадку, поднялась на один пролёт – спросить тех, кто живёт этажом выше, чем им насолила, что они осыпают её землёй, и остановилась: «А если не они?»

Вернулась и ещё раз обследовала лоджию. Герани кое-где сломаны, земля в горшках местами вырыта – соседи сверху сделать то не могли.

Нервы гневно отстукивали: «Кто? Кто? Кто?» Надеясь, что шкодник рано или поздно себя обнаружит, чутко прислушивалась к звукам за балконной дверью. Никто себя, однако, не обнаруживал – в цветах как рылись, так и продолжали рыться. Утро начиналось теперь с уборки, мокрая тряпка и пылесос превратились в предметы первой необходимости. «Может, вороны червей ищут… Видимо, в цветах их больше, чем на земле», – мучилась в догадках она.