воды не заслуживаю, раз так легко угодил в расставленную ловушку. Если распорядители решат спустить на меня переродков, то шансов у меня нет. Это вовсе не та смерть, которой я хочу погибнуть на глазах у ма с Сидом и Ленор Дав. Очень глупо!

Я часами брожу по колючему праздничному кошмару и уже боюсь, что здесь и испущу дух. Измотавшись вконец, я падаю на колени и пытаюсь собраться с мыслями. Кусты гасят звуки леса, и моего слуха достигает лишь легкий щебет птиц. На ветерок надежды нет, но я все равно замираю, надеясь уловить хотя бы малейшее движение воздуха. Прикидываю варианты: сдаться, продолжить блуждать или попытаться прорубить дорогу топором. Последний выглядит наиболее перспективным, однако кустарник выглядит довольно зловеще, и это меня останавливает. Остролист гораздо выше меня и очень густой – рядом с ним я чувствую себя мелким мальчишкой и страшусь того, что он может таить. Смирившись с судьбой, я поднимаюсь на ноги и достаю топор.

И вдруг замечаю какое-то движение. Поднимаю взгляд и вижу наблюдающего за мной серого кролика. Не знаю, тот ли это зверек, с которым я поделился яблоком, но мне нравится думать, что да.

– Привет, дружок! – говорю я. – Как делишки?

Подергав ушами, он бросается наутек. Я бегу за ним не раздумывая. Может, он отыщет выход по запаху? Я не отстаю, отслеживая пушистый белый хвост на каждом повороте, и через пару минут вижу лес в конце перегона. Испускаю радостный вопль и бегу к деревьям. Кролик выскакивает в прогал, я несусь в нескольких футах за ним.

Как только я вылетаю из лабиринта, возле моей головы со свистом проносится клинок, задевая кончик уха. Я вскрикиваю и спотыкаюсь о сухую ветку. После нескольких дней одиночества я совершенно забыл об опасности наткнуться на профи. И теперь они застали меня врасплох.

В следующие несколько минут я действую скорее рефлекторно, нежели продуманно. Девушка из Дистрикта-4 делает выпад, нацелив трезубец мне в шею, я неуклюже отражаю его левой рукой и успеваю не только вытащить нож из-за пояса, но и воткнуть ей в живот. Откатившись в сторону, я натыкаюсь на чью-то ногу и подрезаю сухожилие, заставив ее партнера по дистрикту корчиться на земле. Вскочив, достаю топор и на адреналине перерубаю ему шею одним ударом, потом оборачиваюсь к владельцу меча – Панашу.

На мгновенье мы оказываемся лицом к лицу: я – с ножом и топором, он – с мечом и щитом. Мы медленно кружим под жуткие стоны девушки из Четвертого. Руки и ноги Панаша покрыты ожогами, губы запеклись от жажды, взгляд как у бешеной собаки. Мне становится страшно. Он гораздо крупнее меня, лучше вооружен и сходит с ума от боли. Бросаю взгляд на лес неподалеку, ища пути к отступлению.

– Не-а, – говорит Панаш.

Одним ударом окровавленного клинка он вышибает у меня топор, потом бьет в грудь щитом так сильно, что я роняю нож. Хватая воздух ртом, я пячусь и поднимаю руки. Кроме слов, мне защищаться нечем, и я начинаю тараторить:

– Стоп-стоп-стоп-стоп, Панаш, подумай вот о чем: убивать безоружного – плохая идея! Особенно меня, ведь я из Двенадцатого, то есть у меня единица за тренировки. Так поступил бы трус. Подумай о своем имидже! Ты ведь не хочешь совершить глупость! – Так себе доводы, зато последнее слово заставляет его притормозить – наверное, за это мне стоит благодарить Цезаря. Я продолжаю болтать все, что приходит в голову, стараясь выиграть время: – Послушай, я знаю, что ты не тупой качок – отличная была идея с колесницей, извини, что я ею воспользовался, – но тебе надо сыграть красиво, верно? Иначе это повлияет на подарки спонсоров. Кстати, тебе много подарков присылают? Лично мне везло. Похоже, некоторым нравятся неудачники. Другое дело – ты; все знают, что ты победишь! Ты всегда побеждаешь. Ну же, дай хотя бы нож, чтобы мы могли показать зрителям хороший поединок.

Панаш трясет головой, словно вытряхивает оттуда мои слова.

– Нет! Мы уже сражались. Ты проиграл. Теперь ты умрешь!

Он заносит меч, не сводя глаз с моего горла. Я готовлюсь к удару, пытаясь выглядеть храбрым, дерзким и гордым, смотрю на него так пристально, чтобы ему пришлось признать: даже если он меня убьет, то все равно не победит. В последний миг своей жизни я должен заставить его это признать.

Вместо этого на лице Панаша проступает удивление: в горло ему вонзился дротик.

Глава 20

Панаш роняет клинок и без чувств падает на землю. Я резко оборачиваюсь и вижу: из-за дерева выходит Мейсили, поигрывая духовой трубкой, которая висит на шнурке, сплетенном из лозы. Очередное украшение. Мейсили бесстрастно наблюдает, как Панаш испускает дух.

– Вдвоем мы проживем дольше, – замечает она.

– Похоже, ты только что это доказала. – Я потираю шею в том же месте, куда Панашу вонзился дротик. – Союзники?

Она обдумывает предложение, кивает и похлопывает мешочек, висящий на бедре.

– У меня тут дюжина отравленных дротиков на случай, если ты все еще считаешь себя особенным.

– Учту. Как же я рад тебя видеть, мисс Доннер! – Пушка стреляет трижды, заставляя меня умолкнуть. Оглядываю мертвые тела вокруг нас, и до меня доходит, что я убил двоих. Причем убил жестоко. Конечно, это была самозащита, но я знаю, что никогда не смогу отыграть эти пять минут назад. Забрать жизни, да еще вот так… это невозможно исправить. Я поднимаю свое оружие. – Пойдем отсюда.

Мейсили осматривает мертвых профи и забирает у девушки из Дистрикта-4 кинжал.

– Еще что-нибудь возьмешь?

– Нет. – Пользоваться трезубцем я не умею, а при мысли о том, чтобы забрать меч Панаша, которым тот убивал новичков, у меня мурашки бегут. Я не его преемник, не новый вожак стаи и не хочу себя им выставлять.

Мы идем прочь от зарослей остролиста, углубляемся в лес. Через минуту над головой проносится планолет, посланный за телами. Огромные челюсти опускаются, забирают всех троих профи. Мы с Мейсили останавливаемся. Нам больше не от чего уходить.

– У тебя кровь течет, – замечает она.

Два пореза. Один от трезубца, другой от меча Панаша.

– Садись, – велит моя новая союзница. Я опускаюсь на поваленное дерево, и она достает из своего черного рюкзака набор для оказания первой помощи. – Забрала у мертвого профи. Крем от ожогов помог мне не сойти с ума от боли.

Рукава Мейсили обрезаны у плеч, на руках живого места нет из-за ожогов, рубцов от хлыста, ссадин и порезов. Ее кожа – карта истязаний, которым она подвергалась с