— Ну, Стефано, ты нашел свою пухленькую испаночку, свою маленькую Кабретту? Судя по кислому виду, видимо, нет. А ты, Карло, что у тебя с ухом? Ты что, выслушал исповедь Димитрия?

Рыкающий лай, раздавшийся в толпе, как оказалось, был смехом Димитрия. Одноглазый палубный мастер вечно говорил со всеми так, словно сообщал какой-то секрет, а потом любил прихватить кого-нибудь за ухо зубами, рыча при этом, как он выражался, словно голодный сарацин. А у Стефано была слабость — определенный тип женщин, которых он именовал «маленькими овечками». Что до Карло, то он был священником-расстригой из Анконы: когда-то убил на дуэли любовника своей подружки, которого судьба привела к нему на исповедь.

— Кто она такая, Павлос? Она же всех нас знает! — воскликнул Хорст.

— Колдунья! — прошипел Гутхлаф.

— Точно! За борт ее! — заорал Лэтч, парусный мастер из Голуэя.

— Заткнись, Лэтч! Ты, никак, все еще в похабном настроении, потому что не попал на петушиные бои в Дублине, — бросила в ответ Анна.

— Самого тебя за борт, Лэтч, белошвейка гребаная! — зарычал Димитрий. — Оставь женщину в покое!

Я видел, что половина матросов просто очарованы Анной и разинули рты, словно карпы, угодившие в сети. Другие явно желали бы познакомиться с ней поближе — своим обычным, не слишком нежным способом, такие как Гутхлаф, рожденные в море и считавшие его единственным своим домом, — они были действительно злы и несколько напуганы. Предрассудки и суеверия глубоко коренятся в душах моряков, ведь их мир всегда ограничен крутыми бортами корабля. Для них Анна, хоть и была женщиной, вполне могла оказаться существом из того мира, откуда холодные волны выбрасывают кости утонувших моряков на черный песок. И они явно не желали рисковать.

— Так кто она? — требовательно спросил Хорст.

— Принцесса Анна Дука Комнина из никейской императорской фамилии. Здесь она под защитой капитана. И моей тоже, — холодно сообщил Павлос.

— Да, я принцесса, — заявила Анна, хватая себя за волосы и убирая их назад. — И вы меня уже знаете.

Толпа замолкла, пораженная. У Гутхлафа отвалилась нижняя челюсть, как сломанный ставень. И тут надо всеми разнесся хриплый смех Димитрия.

— Микал! Господи, парень, да что это с тобой сделали?

Напряжение мгновенно пропало, когда до всех в толпе по очереди стало доходить случившееся. Все сразу заулыбались, потом засмеялись. Павлос перехватил мой взгляд, и мы с ним тонко усмехнулись друг другу. И хотя все поняли, что над ними подшутили, матросы нашли это чрезвычайно забавным и смешным. Они толпились вокруг нас, таращились на Анну, стараясь разглядеть в ее лице черты баскского найденыша.

— Ты ж была таким парнем! — вопили они. — И таким матросом! Добро пожаловать назад, принцесса, добро пожаловать!

Анна тоже смеялась. Она вытянула вперед руки, и ее кольца и перстни засияли и засверкали.

— Вы хорошо меня учили, ребята, и приняли в свой круг — это был самый теплый прием, какой я где-либо встречала… за многие-многие годы. Я не могу снова стать Микалом — хотя бы потому, что мне надоело бинтовать себе грудь. Теперь я буду Анной, если капитан не возражает.

— У меня нет возражений, — сказал капитан. — Вы оказываете нам честь своим присутствием, Vassileia. И вы, матросы «Кормарана», должны радоваться: эта дама может махать мечом точно так же, как брать риф на парусе. А теперь — за работу, парни! Отходим через час. В этом городе нам грозит слишком много опасностей, но мы и сами можем кое-кому пригрозить — правда, в другом месте. — Он повернулся и пошел к своей каюте, задержавшись возле меня. — Надо поговорить, Петрок, если ты не против.

Значит, я все же попался. Бросив затравленный взгляд на Билла, я потащился следом за капитаном, как баран, ведомый на бойню. Он закрыл за мной дверь и указал на стул. Сам же начал ходить взад-вперед.

— Павлос рассказал мне, что у вас случилось. Теперь я хотел бы выслушать тебя.

Ну, я все ему и поведал. Нельзя же лгать капитану — то есть я просто не мог ему лгать. Он хотел знать все подробности о людях, с которыми мы столкнулись на набережной, и о том, кого встретили в городе. К моему огромному облегчению, он не стал задерживаться на наших с Анной ночных развлечениях — «это твое личное дело», — но у меня возникло тревожное ощущение, что он все знает. А он вытягивал из меня мельчайшие подробности о схватке, и я с трудом выдавил все это, содрогаясь и чувствуя тошноту.

— Так говоришь, это были англичане?

— Да, сэр. Обычные неотесанные лучники.

— У них имелись на одежде какие-нибудь гербы или значки?

— Никаких. Хотя один был из Бристоля, могу поклясться.

— Наемники скорее всего. Очень похоже. И никто из них не убежал от вас? — Я помотал головой. — Это хорошо. Ты все правильно сделал. Беспокоишься насчет последствий? Не стоит. Нынче ночью в городе было пролито немало крови и без твоего участия.

— Что вы хотите сказать?

— Еще две группы моих людей подверглись нападению таких же парней, что повстречались вам, и…

— Я видел Мирко.

— Мирко раздробили дубиной руку. Он пьянствовал вместе с Йенсом и Ханно. Йенса ты уже никогда не увидишь. Увы.

— Йенс…

— Ему перерезали горло. Мырко повезло больше: Хамно прикончил того малого, что был с дубиной. Остальные — тоже англичане — сбежали. И у Жиля было небольшое приключение. Тоже с англичанином — тот пытался ткнуть его стилетом. Это было в полночь возле кафедрального собора.

— Он ранен?

— Кто, Жиль? Нет, нет. А этот со стилетом… отцы города нынче будут долго скрести себе лысины, разбираясь с кучей мертвых англичан, это уж точно. — Он замолчал и вдруг впился в меня взглядом, пристальным, прямо сверлящим. — Этот Уильям, чудесным образом восставший из мертвых, тот самый друг, которого, как ты полагал, убил Кервези? — Я тупо кивнул. — А он оказался жив, да еще в Бордо и в нужное время в нужном месте, чтобы выручить тебя и принцессу Анну. Как такое могло случиться?

Я покачал головой и, подняв глаза, встретил взгляд капитана.

— Он шел за нами. Он так сказал, и я ему верю. Билл шатался по городу — это обычное для него занятие, — и ему показалось, будто увидел меня. Он решил, что это призрак, но пошел следом и… По его словам, он был не единственным подозрительным типом на улицах нынче ночью.

Взгляд капитана стал еще более пронзительным, и он наклонился ко мне, как огромная голодная хищная птица. Я чувствовал себя святым Варфоломеем, которого заживо поджаривают на медленном огне.

— И в этом огромном городе с десятком тысяч населения он что, нашел именно тебя?

— Он же наемник, сэр! Город полон ими! Отряд «Голова вепря», нет… «Черный вепрь»! Он из них. Билл здесь уже несколько недель. И не слишком уважает ночную стражу и часы отбоя. И… — Я сглотнул. — Он всегда гоняется за шлюхами. Я знаю Билла, он мне как брат родной. Клянусь вам, это он нас спас!