Как будто бы ничего не изменилось, юноша все так же активно оборонялся и часто делал резкие выпады вперед, всякий раз доставая мечом одного из пиратов. Но вот он сделал совсем незаметный шажок назад, а это значит, что перелом в схватке уже произошел. Что поделаешь, человеческие силы не беспредельны. Потом еще один шаг, такой же крохотный. Отчаянная попытка пробиться вперед, в центр палубы. Но тут, ощетинившись саблями, его встретила стена из пиратов.

Не пройти!

Следующий выпад, более отчаянный, в сторону. Не получилось — алебарды разодрали камзол. Один из пиратов попытался дотянуться до юноши крюком, но рыцарь, отбив тяжелое оружие, лишь слегка прогнулся. Вновь отступил еще на один небольшой шаг. Он совершил его как бы нехотя, с трудом соглашаясь с явным преимуществом пиратов. А дальше — борт, отступать некуда!

Еще один выпад алебардой — более назойливый. Не увернись рыцарь — и острый конец воткнулся бы точно в его шею. Коротко размахнувшись, рыцарь ударил по алебарде, и меч, не выдержав удара, сломался у основания. В крепкой ладони юноша держал всего лишь рукоять. Одновременно три копья мгновенно застыли у горла рыцаря, не давая ему возможности сопротивляться. Четвертым оружием был бердыш. Он запоздало уперся в живот крестоносца, и на рубахе ослепительно белого цвета остались темно-красные следы.

— Он мне нужен живым! — закричал Бахтияр, оттолкнув в сторону мавра.

Сельджукам приходилось очень непросто, если полки крестоносцев состоят из таких доблестных воинов. Крестоносец не выглядел подавленным. Наоборот, держался достойно, как будто окружавшие его пираты были его подданными. Даже неискушенному зрителю было очевидно, что он был бойцом до самого последнего волоска, привыкшим к ратной чести и не желавшим от врага милости. Наверняка все предки рыцаря, до десятого колена, были доблестными вояками, преуспевшими в ремесле смерти. Но этот юноша наверняка отличался даже от них, природа сконцентрировала в его крови все самое лучшее, чем желали бы порадовать наследника суровые пращуры.

Стань он пиратом, так с его отвагой ему не нашлось бы на море равных.

Бахтияр подошел к нему. Юноша ему нравился. Но вряд ли получится обратить его в свою веру. Рыцари несказанно гордятся своей кровью, словно в их тела вдохнул жизнь сам создатель. Его следовало бы убить, из таких людей получаются никчемные рабы. И вряд ли он будет полезен даже в качестве гребца на одной из пиратских галер. Что ж, можно немного поговорить с ним, потешить собственное самолюбие, вряд ли такой чести Бахтияр удостоился бы при других обстоятельствах. Все эти рыцари неимоверно спесивы, во взглядах надменность и тупое величие, как будто солнце на востоке поднимается для каждого из них в отдельности.

Бахтияр движением пальца подозвал к себе Хамзу:

— Переведи ему… Знает ли он, кто я такой?

Для всех присутствующих юноша уже был мертвец. Пускай он еще дышал, полыхал ненавистью, но джаханна уже отворилась, а джинны раскинули руки для объятий, чтобы принять к себе нового грешника. С мертвецом разговаривать было неинтересно, только Бахтияр был способен на такое праздное любопытство. Все-таки интересно знать, что думает человек, стоя у последней черты.

Хамза четыре года провел на каторге в каменоломнях у неверных и за это время успел выучить их язык.

Юноша презрительно дернул подбородком и неожиданно заговорил по-арабски:

— Ты — Бахтияр! Мятежник и бандит. Жаль, что мне не удалось встретиться с тобой в бою.

Бахтияр улыбнулся. За подобную дерзость полагалось отрезать язык. Но что возьмешь с покойника! Юноша как будто бы знал об этом. Будет джиннам работа!

— Я рад… Вижу, что моя слава шагнула далеко за море. Кто ты такой?

Рыцарь с сожалением посмотрел на обломок меча. Перевел взгляд на валявшееся лезвие, поверхность которого хранила множество отметин и вмятин. Жаль, что жить ему оставалось недолго.

— Я оруженосец графа Джулио Мазарина. — Подбородок рыцаря приподнялся чуть выше прежнего.

Бахтияр слегка усмехнулся. Веселье предводителя осознали и пираты, закатившись веселым смехом. Рыбам совершенно все равно, чье мясо они будут есть, — благородного рыцаря или каторжанина без роду и племени.

— Того самого графа, что завел гарем из наложниц паши? — спросил Бахтияр, посмотрев на женщину в шароварах, в длинной белой рубашке. На этот раз на ее голове был платок. Даже прикрыв лицо, она не сумела скрыть своей красоты. Темно-карие глаза смотрели необыкновенно живо и остро. — Я вижу, что тебе тоже перепало. — Пираты мгновенно оценили юмор — весело расхохотались. Рыцарь, уязвленный насмешкой, дернулся было вперед, но натолкнулся на два подставленных копья. — Все хочу спросить у вас… рыцарей. Да все не представлялся случай, почему это вы так любите наших женщин? Они что, какие-то особенные? Может быть, как-то иначе устроены? Объясни мне, рыцарь. Чего же ты молчишь? А может, все очень просто, ваши белокурые женщины не умеют любить? — Юноша вновь, с отчаянностью самоубийцы, подался вперед на выставленную алебарду. И если бы стоявшие по обе стороны от него пираты не ухватили вовремя его за плечи, то он напоролся бы прямиком на выставленную алебарду. — Тебе еще рано умирать, мы с тобой не договорили, — сдержанно напомнил Бахтияр.

— Можешь меня убить, но я не стану с тобой больше разговаривать.

— Может, ты вольешься в мою команду? Из тебя получился бы очень хороший пират… Ты не хочешь ответить мне даже отказом? — Юноша хранил молчание. — Ты мне нравишься, юноша… Можешь заказать себе вина, а если хочешь, — пират выразительно посмотрел на женщину, продолжавшую со страхом взирать на Бахтияра, — можешь в последний раз отведать наложницу. Даже по одним ее глазам видно, насколько она хороша в постели!

— Оставьте его! — услышал Бахтияр чей-то громкий голос.

Повернувшись, пират увидел, что прямо на него, сжав в руках длинный двуручный меч, неровными шажками движется высокий священник. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: меч для него так же привычен, как и четки.

— Оставьте его!

Пираты легко уходили от размашистых, свистящих ударов и снисходительно посматривали в сторону епископа. Яростно размахивая мечом, он цеплялся за выступы, свисающие канаты, его удары не достигали цели.

— Да он же слепой!

Хамза, под смех приятелей, подкрался к священнику совсем близко. Он мог легко выбить у него из рук оружие, но не делал этого, продолжая гримасничать. Священник шел прямо на голоса пиратов, которые, смеясь, расходились в стороны, пропуская его к борту. Шутка была знакомой. Так они играли с пленными: завязывали им глаза, обещая, что если кому-нибудь удастся поймать кого-либо из команды, то в этом случае счастливчик обретет свободу. Игра заключалась в том, что, как только пленный подходил к борту, его подхватывали и с хохотом скидывали в океан. Сейчас происходило то же самое, с той лишь разницей, что у священника был двуручный меч. Но тем интереснее игра, тем острее ощущения.

До борта оставалось каких-то метра три. Слепец, размахивая мечом, преодолеет их за шесть неторопливых шажков. Предвкушая интереснейшее зрелище, пираты заметно угомонились, лишь всхлипывала женщина. Доски палубы скрипнули, и священник, вдруг неожиданно развернувшись, срезал мечом голову Хамзе. Голова, заляпав кровью доски, покатилась по палубе, словно срубленный с грядки кочан.