Пирогов отдал приказания своим людям, посулил награду тому, кто отыщет чертежи, и вскоре в комнате поднялся настоящий бедлам. Господа в штатском простукивали стены, заглядывали в вазы, ощупывали стулья и диванные подушки. Рубинштейн хмуро глядел на Амалию. У его ног один из агентов, отвернув ковер, ползал по полу и простукивал дощечки на предмет наличия тайника под паркетом.

– Вы ничего не найдете, – заявил шулер баронессе. – Можете даже и не стараться. Если я не скажу вам, где чертежи, вы ввек их не отыщете.

Амалия подняла глаза.

– Хотите предложить мне сыграть с вами? – спокойно поинтересовалась она, но глаза ее так сверкнули, что я, даже не зная продолжения, невольно поежился.

– Да, – просто ответил Рубинштейн.

Аркадий издал какой-то сдавленный звук и умоляюще покосился на баронессу.

– На кону – спокойствие империи, – вздохнула та. – Как заманчиво! Аполлинарий Евграфович, подайте-ка мне канделябр...

Не успела она договорить, как я уже стоял на ногах.

– Это еще зачем? – нервно спросил шулер.

– Так, – загадочно ответила Амалия.

Пораженные ее тоном присутствующие уставились на баронессу во все глаза, но я не стал задавать вопросов, а просто снял с камина самый тяжелый канделябр и поднес ей.

– Ну, он что-то слишком легкий, – протянула необыкновенная женщина, со значением глядя на Рубинштейна.

В следующее же мгновение я увидел, как человек, который должен был уже по самому характеру своей профессии отличаться завидным хладнокровием, слегка побледнел и нервно сглотнул. А после легкой паузы спросил:

– Зачем вам канделябр?

– Будто вы не знаете, – отвечала баронесса Корф, глядя ему прямо в глаза.

И вновь повисло в воздухе томительное молчание... Я держал канделябр на весу, и запястье у меня уже начало ныть.

– Карты крапленые? – спросил от окна Пирогов.

– Разве шулер способен играть честно? – вопросом на вопрос ответила баронесса.

Рубинштейн дернул щекой и угрюмо уставился на свои манжеты. Амалия обернулась ко мне.

– Поставьте канделябр на место, Аполлинер... – Она и сама не заметила, как позволила своенравной мадемуазель Плесси вкрасться в свою речь. А затем продолжила, обращаясь к притихшему хозяину дома: – А на будущее, милостивый государь, запомните... Я никогда не сажусь играть с шулерами. Ясно?

Она бросила на стол карты, поднялась с места и подозвала меня:

– Подойдите-ка сюда... Посмотрите внимательно, прошу вас. Что-нибудь изменилось в комнате с тех пор, как вы бежали отсюда?

Я огляделся. Картины на стенах... Серебряный поднос, который вновь водрузили на столик... Занавески...

– По-моему, ничего.

– Ответ неверный, – коротко отозвалась Амалия. Подойдя к Пирогову, она шепнула ему на ухо несколько слов, и тот с удивлением взглянул на нее. Пробормотал: «Я сейчас же распоряжусь», – и вышел. А через минуту вернулся с несколькими агентами, которые несли тела Лиу и Фриды Келлер.

– Начните с китаянки, – велела Амалия и отвернулась.

Рубинштейн хотел что-то сказать, но умолк.

– Вот они! – возопил Пирогов.

Он выпрямился, возбужденно сверкая глазами и потрясая тоненькой пачечкой голубых листков, которую держал в руке. На лицо Рубинштейна в то мгновение было страшно смотреть. Глаза его как-то запали, превратившись в два провала, на молодом лице вдруг пролегли морщинки, рот сжался.

Амалия пожала плечами:

– Я так и знала. У него не было времени, чтобы подыскать бумагам новый надежный тайник. – Хм, спрятать важнейшие документы на трупе... Браво! Ведь никому и в голову не пришло его обыскивать.

Рубинштейн закусил губу. Агенты, закончившие сложнейшее дело, радостно улыбались, кое-кто уже поздравлял Пирогова. Тогда я подошел к Амалии и шепнул ей на ухо несколько слов.

– Уведите их! – крикнул Пирогов, указывая на Акробата и его хозяина. – Они мне больше не нужны.

Акробата вывели из комнаты, тела унесли. Амалия подошла к Пирогову и быстро просмотрела голубые листки один за другим, после чего обернулась ко мне.

– Да, вы правы, – сказала она внезапно потяжелевшим голосом и обратилась к агентам, которые готовились увести шулера: – Стойте! Мне надо задать ему один вопрос.

Пирогов в недоумении вздернул брови, но перечить не стал. Агенты отдали ему честь, почтительно поклонились Амалии и вышли за дверь. Теперь в комнате оставалось только четверо: я, баронесса, Пирогов и хозяин дома.

– Полагаю, вы уже узнали все, что хотели узнать, – пробормотал Рубинштейн, не глядя на Амалию.

– Ну, положим, не совсем, – с кошачьей вкрадчивостью ответила она. – Где настоящие чертежи, господин Рубинштейн?

– Что? – болезненно вскрикнул действительный статский советник.

– Бумаги, которые вы держите, – очень хорошая копия или, возможно, частично копия, частично настоящие чертежи, – пояснила Амалия, не сводя с шулера огненного взгляда. – Вероятнее второе, потому что Фрида Келлер тоже видела бумаги и сочла их подлинными. Однако господин Марсильяк заметил то, чего она не заметила.

– Здесь все уголки на месте, – волнуясь, сказал я и вслед за тем рассказал Пирогову, как мы с Амалией нашли обрывок чертежа в логове Васьки Столетова. А на листах, которые представил Рубинштейн, все уголки были на месте.

– Ну так что? – спросила Амалия, глядя на Рубинштейна. – Вы изготовили копию чертежей, тем более что сделать это легче легкого, и захотели их продать? Кому?

– Я тебя в тюрьме сгною! – взвыл Пирогов, теряя самообладание. – Где чертежи? Куда ты их дел?

– Не было никакой копии! – вспыхнул Рубинштейн. – Здесь все, что мне принес Альфред! Я не... – Он хотел еще что-то сказать, но замолчал. Я заметил, что, пока он говорил, Амалия не отрывала взгляда от его лица.

– Но если здесь копии, то, значит, все надо начинать сначала... – простонал Пирогов, который явно терял голову. – Ах, черт возьми...

– Наберитесь терпения, Аркадий! – велела Амалия. – Что именно вам сказал Альфред, когда принес чертежи?

Рубинштейн исподлобья взглянул на нее. Его плечи поникли.

– Сказал, что есть возможность обтяпатъ неплохое дельце, – устало промолвил он.

– И?

– Я был не против. Но потом узнал, что на поиски бумаг послали вас, и мне захотелось... захотелось помериться с вами силами.

Последние слова Рубинштейн произнес тихо и скороговоркой, словно стыдясь их.

– Врет, – категорично заявил Пирогов, в волнении запуская руки в свои волосы. – Как пить дать, врет! Ух, я бы этих ученых... по крайней мере, некоторых... Своими бы руками придушил! Знал же, мерзавец, над чем работает! Нет, подавай ему непременно шуры-муры с белокурой мамзелью, чтоб ее... А жена, видите ли, для него недостаточно хороша! – Действительный статский советник заметался по комнате. – Черт возьми! Вот черт возьми!