– Верно, – спокойно ответил Простомир, – упустил я его из виду, – стало быть, шаман самоедский здесь напроказил.

– Ничего себе «напроказил»! – совсем взбеленился домовой. – Там людей убивают, а он тут воспоминаниями занимается. Беги спасай. Нам-то ничего, мы ж неубиваемые. Людей спасай!

Простомир схватил свой посох и очертил им вокруг себя. Где прошёл посох, загорелось холодное пламя. Стоя внутри горящего круга, он концом посоха подцепил за шиворот домового и затащил внутрь. Затем сделал рукой в воздухе замысловатый жест, и горящий круг захлопнулся, словной мышеловка. Простомир и Пшепшепшетский исчезли… Через мгновение они очутились на улицах ночного Новограда. На первый взгляд всё было как всегда – тихо, спокойно. Над воротами зажиточного дома горел масляный фонарь. Но спокойно было только на первый взгляд. Где-то неподалёку звенела сталь, слышались крики – по-видимому, отряд сиртя наткнулся на упорную оборону. Послышался топот, и из-за угла вылетела толпа размахивающих секирами низкорослых воинов. Увидев Простомира, несколько человек побежали к нему, занося оружие для удара.

Волхв вытянул посох вперёд, направил его окончание на нападавших:

– Вот едрёна вошь, – засуетился Простомир, – как же там колдовство Большого Оцепенения? Запамятовал маленечко. Фряжское колдовство было. Вроде. Так. Ленто? Адажио? Нет, не подходит. Ларгаменте? Ларго? Получше, но тоже не совсем то, что надо.

Движения нападавших замедлились, они двигались, словно в воде.

– Для начала неплохо, но всё же недостаточно. Граве?

Сиртя почти остановились, движение можно было разглядеть, только наблюдая за ними несколько минут.

– Точно – граве! А ещё лучше – грависсима!!!

Простомир принялся вертеть над собой посохом, с конца которого срывались потоки бело-голубого пламени:

– Грависсима! Грависсима! Грависсима!

В небе громыхнуло, повеял ветер. Новоградский петух, по предутренней привычке начавший было кричать, захлебнулся на полувздохе: Кука…

Всё живое в мире замерло. Застыли на месте смертоносные сиртя, порой даже в таких позах, в каких обычный человек стоять не сможет ну никак – на бегу, в наклоне, один, которого заклинание застало в момент прыжка, так и завис над землёй. Мечущаяся летучая мышь, оцепеневшая в верхней точке своего зигзагообразного полёта, висела, растопырив крылья, словно жуткая эмблема смерти. Простомир удовлетворённо хмыкнул и побрёл по городу – смотреть, все ли подчинились его колдовству. Пшепшепшетский, которого заклинание почему-то не коснулось, побрёл следом.

Картина была безрадостной. Всюду сиртя со своими секирами и луками, всюду застывшие схватки, как коллективные скульптуры ваятеля-баталиста. А кое-где – тела погибших, как людей, так и сиртя. Терем Докуки был заперт изнутри, во дворе лежало несколько погибших. Простомир, осмотрев тела, убедился, что это не бойцы Докуки. Это его озадачило. На пристани сиртя всё-таки одолели сопротивление пьяных голландцев и заставили их отступить на корабли. Заморские гости, благоразумие которым не отказало даже под действием бражного куража, отвели судна от берега на середину реки – лодок у нападавших не было, а лук на таком расстоянии не представляет большой опасности. Оттуда голландцы постреливали из пистолетов и аркебуз, отгоняя особо настырных сиртя, пока колдовство Большого Оцепенения не остановило их. Домовой, поспешая за Простомиром, внезапно наткнулся на что-то невидимое, больно ударившись боком. Присмотревшись, он увидел, что это застывшая в воздухе пуля. До воина-сиртя, которому она явно была предназначена, оставалось не больше аршина, пуля летела точно в цель. Голландцы стреляли метко. И, если б не оцепенение, сиртя уже несколько минут был бы мёртв.

– Что дальше-то, Простомир? – спросил Пшепшепшетский, удручённый увиденным. Твоё колдовство не вечное же. Действие рано или поздно кончится, и эти, – он мотнул головой в сторону ближайших сиртя, – опять за своё возьмутся.

– Верно, – ответил Простомир, – если просто сидеть и ничего не делать, так и будет. Бесконечно я город держать в оцепенении не могу, да и не надо это. Люди жить должны, а не стоять, как статуи бездушные. А делать будем вот что. Поскольку без колдовства, и сильного колдовства, тут не обошлось, то решать, что делать, будем мы – волхвы, кудесники, шаманы, чародеи, друиды. Кто-то из нас своей волей и силой вызвал из Нави чудь белоглазую, или, как этот народ называют самоеды – сиртя. Это бывшие люди, но очень долго они живут в Нави, совсем нелюдями стали. Нельзя так. Люди на то и люди, чтобы жить в людском мире. И вызвал их, думаю, тот самый Хитрый Песец, которого Филипп в Новоград притащил и который нашего Васю в полон брал.

Домовой аж захлебнулся негодованием:

– Да я ему за Васю!..

Но Простомир осадил его:

– Остынь. И без тебя найдутся, кто ему задаст. И похлеще тебя. Сейчас общее собрание созывать буду. Дело-то неслыханное.

Пшепшепшетский лишь вздохнул в знак согласия.

Общее собрание магов было решено провести на площади перед Софийским собором. До него сиртя ещё не добрались, и площадь была свободна. Простомир немного поколдовал, чтобы известить всех волшебников о предстоящем собрании. Такая уж у них работа – не терпит мешкоты, поэтому и собираются они, когда это надо, очень быстро. Прибыли маги со всех краёв земли. Прибывали прямоступами, конечно, чтобы не тратить время на всякие там ковры-самолёты, сапоги-скороходы и прочий не шибко быстрый транспорт. Здесь были и волхвы со всех областей Земли Русской, и поклоняющиеся деревьям друиды, и маги с полосатыми платками на головах и с полосатой же тряпкой вокруг чресел – другой одежды на них не было. Видно, из жарких краёв пришли. Прибыли несколько шаманов в звериных шкурах и с бубнами. Их попросили сесть в сторонке – воняют! Три чрезвычайно гордых мага с курчавыми бородами, одетых в какие-то хламиды, сами уселись отдельно, заявив всем, что, поскольку они предсказали приход ЕГО (при этих словах один из них ткнул пальцем вверх), то им сидеть в общей куче невместно. Появились зверского вида волхвы – чёрные, как сажа (Простомир присматривался – не одного ли из них он видел во дворце Олбанского царя?) с вплетёнными в волосы костями – то ли звериными, то ли птичьими, то ли ещё какими. Полуголые волхвы из земель полуденных, в шапках из намотанного вокруг головы куска ткани, уселись, скрестив ноги и любуясь на собственные пятки. Бронзоволикие колдуны в головных уборах из орлиных перьев невозмутимо курили длинные трубки. Немецкие волхвы были одеты в чудные чёрные балахоны и квадратные шапки с кисточками. Один из них держал в руках дивную прозрачную плошку с причудливо изогнутым горлышком. Он недовольно морщился, видно, его оторвали от какого-то важного чародейства. Последним явился странный старичок – невысокий, смуглый, щуплый. На ногах – роскошные сафьяновые туфли с загнутыми носками, в странных белых штанцах со складкой спереди и белом же кургузом кафтанчике. На голове – плоская соломенная шляпа с полями. Под мышкой держал он книгу, на которой Простомир успел заметить надпись: «География. 7 класс». Старичок скромно поздоровался с собранием и, достав из воздуха складной стульчик, уселся на него. Простомир, как зачинщик собрания, взял слово: