грязью и пылью. Он даже лишился своих ботинок и носков. Это такое странное зрелище, что раздался жалкий звук, нечто среднее между смехом и рыданием.

Он взглянул на источник моего веселья и усмехнулся.

— Они не хотели, чтобы я повесился на шнурках. Ещё забрали мой ремень. Grebaniye ublyudki.[88] — Схватившись за прутья, он скользнул взглядом вниз по моему телу с прищуренными глазами, как будто пытался заглянуть мне в душу. — Я думал, ты будешь… другой.

Он полагал, что найдет меня призраком самой себя, не одетой в ярко-желтое, без видимой физической раны.

— Я признаю, что быть запертой в его гостевой комнате в течение нескольких дней подряд действительно отстой, но кроме этого, это не было худшей ситуацией для меня.

Его присутствие источало разочарование.

— Почему ты всегда относишься ко всему легкомысленно?

— Нет. Со мной действительно обращались не так уж ужасно.

Он издал едкий звук и, оттолкнувшись от решетки, принялся расхаживать по камере.

— Тебя унизили, накачали наркотиками, держали в плену, отравили и Бог знает что еще. Мне бы очень не хотелось видеть то, что ты считаешь ужасным обращением.

— Откуда ты все это знаешь?

Он бросил на меня мрачный взгляд.

— У меня есть свои способы, — продолжая расхаживать по периметру камеры, сказал он, — Насчет крови. Как это исчезло, Мила?

Его гнев горел как топливо на моей коже.

Я нервно пожевала губу.

— Прогулка по подземному миру, я полагаю.

— С которой ты, кажется, хорошо справляешься.

Мне показалось, что он в чем-то меня обвиняет.

— Не смотри на меня так, будто я радуюсь этим обстоятельствам только потому, что они избавили меня от моей фобии. Я скорее упаду в обморок на грязевой пробежке в Майами, чем запру тебя здесь и подвергну опасности жизнь отца.

— Интересно, что ты ничего не сказала о своей собственной ситуации.

Я начала волноваться.

— Конечно, я больше не хочу быть пленницей.

— Ты казалась такой… уютной, — он почти насмешливо произнес это слово, — С твоим похитителем в столовой.

У меня перехватило горло.

— Это был завтрак, Иван, а не дружеская беседа по душам.

Он издал неопределенный звук.

— Ты знаешь, они не называют его Дьяволом просто так, не находишь?

— Я в курсе. — этот разговор не мог бы быть более неудобным, даже если бы под моей кожей ползали насекомые. Я никогда не говорила правильных вещей, когда была расстроена. — Он не любит сахар в своем чае.

Иван бросил на меня раздраженный взгляд.

— У меня нет неверных представлений о том, кто он такой, но не притворяйся святым. Ты работаешь на моего отца. Если хочешь обсудить мой страх крови и то, с чего он начался, тебе следует поговорить с ним.

— Твой отец никогда не обращался с тобой плохо.

— Это не значит, что он не причинял вреда другим.

Горький вздох сорвался с его губ.

— Ты принимаешь сторону Дьявола?

— Я не принимаю ничью сторону. Я нахожу вас всех немного презренными.

Сухой юмор должен был поднять настроение, но Иван не нашел его смешным. Не в силах справиться с тяжелым напряжением, накатывающим на него, я объявила:

— Может, я смогу найти ключ от твоей камеры.

Интересно, есть ли у Ронана здесь собачий охранник с ключом во рту, как в «Пиратах Карибского моря»?

— Я бы спросил, прикасался ли он к тебе, но я уже знаю ответ. Из всех мужчин в Москве ты должна была пойти и трахнуть его?

Его слова раздражали меня до глубины души. Смотрел ли он видео? От этой мысли меня затошнило, поэтому, пытаясь подавить тошноту, я проигнорировала это заявление.

— Может быть, с правильным рычагом, мы сможем открыть эту дверь. — я огляделась вокруг в попытке найти что-нибудь полезное.

— Как ты могла не увидеть его насквозь, Мила? Я думал, что ты умнее этого.

Девушку можно было назвать идиоткой столько раз. Я прекратила свои поиски, когда жар пробежал по шее.

— Знаешь что? Возможно, я не была бы такой дурой, если бы вы с папой не защищали бы меня всю жизнь. — Сарказм взял верх. — Я уверена, что в колледже есть курс под названием «Как не трахаться с гангстерами». Если бы только мне позволили посещать…

— Это не шутка.

— Я вовсе не смеюсь. Может, я и ошиблась, но вы с папой тоже допустили ошибку, не сказав мне всей правды. Если бы кто-то не убил того мальчика, ничего бы этого не было.

— Ты собираешься верить всему, что говорит тебе Дьявол?

— У меня есть только один выход: поверить тому, кто лгал мне годами. Добыча выглядит немного хрупкой. Есть ли поблизости третья сторона, которую я могу спросить?

— Нет никакой необходимости в третьей стороне. Ты должна стоять на стороне отца. На моей стороне, — он буквально кипел от злости.

Дело в том, что я хотела быть верной. Мне хотелось, чтобы путь был легким; верить, что папа это меньшее из двух зол. Но теперь, думая об отце, все, что я могла видеть это искалеченный мальчик и истекающая кровью женщина на полу нашей библиотеки. Когда я закрыла глаза и подумала о другом зле… моя позиция была слишком противоречивой для понимания.

Иван, должно быть, заметил неуверенность в моих глазах, и это его разозлило. Он стиснул зубы. Шагнул ко мне, бросив взгляд назад, в самую высокую точку камеры. Когда его взгляд скользнул обратно ко мне, что-то коварное мелькнуло внутри. Это был первый раз, когда я видела в нем такую тьму, и от этого зрелища у меня волосы на затылке встали дыбом.

— Будь со мной честна. Он не причинил тебе вреда?

Я не понимала, к чему это приведет, но мой желудок скрутило от ощущения, что мне не понравится конечный результат.

Я встревоженно покачала головой.

— И он этого не сделает?

Он придвинулся ближе — настолько близко, насколько позволяла решетка. Мои руки стали липкими, сердце учащенно забилось. Казалось, что Ронан стоит позади меня, а я зажата между двумя мужчинами на поле боя, которые намеревались убить друг друга. Я не хотела попасть под перекрестный огонь, но потом поняла, что уже попала.

— Иван… я…

— Отвечай на вопрос.

Нерешительность разорвала меня пополам. Интуиция подсказывала, что Ронан не причинил бы мне физической боли, но также подготовил к потоку, который смоет меня. Я не хотела, чтобы Иван беспокоился обо мне, поэтому, хотя и не до конца в это верила, прошептала:

— Нет.

Иван провел большим пальцем по моей щеке. Предложение в прикосновении усилило беспокойство в животе, ласка не вызвала ни капли жара, как это