Дверь — дружелюбная, милая, предусмотрительная дверь — вовремя прервала угрожавшую нам проповедь, отворившись снова. На пороге появилась коренастая фигура Гроссе. За ним, как я и ожидала, стоял Нюджент Дюбур.

Луцилла побледнела как полотно: она слышала, как дверь отворилась, она поняла инстинктивно, что пришел доктор. Оскар встал, наклонился надо мной и шепнул: «Ради Бога, уведите Нюджента из комнаты». Я понимающе пожала ему руку и, поставив Джикс на пол, пошла поздороваться с добрым Гроссе.

Ребенок опередил меня. Джикс и знаменитый окулист встретились однажды в саду и почувствовали поразительное влечение друг к другу. С тех пор Гроссе никогда не приезжал к нам без какого-нибудь небольшого лакомства в кармане для Джикс, а Джикс в награду за это целовала его, сколько он хотел. Доктор был единственным живым существом, которому она позволяла нянчить свою куклу. Схватив теперь эту куклу обеими руками и пользуясь ею как осадным орудием, Джикс заударяла изо всей мочи по коротким ногам доктора, требуя, чтоб он обратил на нее внимание, прежде чем заговорит с кем-нибудь другим. Пока доктор разговаривал с Джикс на своем удивительном английском языке, пока ректор и жена его извинялись за поведение ребенка, Нюджент вышел из-за спины Гроссе и с таинственным видом отвел меня в угол комнаты. Следуя за ним, я увидела безмолвное страдание на лице Оскара, стоявшего за стулом Луциллы. Это принесло мне пользу, это усилило мою решимость до крайности и заставило меня почувствовать себя достойной, даже более чем достойной соперницей Нюджента Дюбура.

— Боюсь, что я вел себя очень странно во, время нашей встречи в деревне, — начал он. — Дело в том, что я не совсем здоров. Я был в каком-то странном лихорадочном состоянии в последнее время. Воздух этой местности мне, вероятно, вреден.

Он остановился, не сводя с моего лица пристального взгляда, стараясь прочесть мои мысли.

— Ваши слова, — отвечала я, — не удивляют меня. Я сама заметила, что вы были не совсем здоровы в последнее время.

Мой тон и манеры, совершенно спокойные, выражали учтивую симпатию и ничего более. Я видела, что он поражен. Нюджент начал опять.

— Надеюсь, я не сказал и не сделал ничего грубого? — спросил он.

— О, нет!

— Я был встревожен, болезненно встревожен. Вы слишком добры. Я уверен, что мне следует извиниться перед вами.

— Право, нет! Вы, конечно, были встревожены, как вы выражаетесь, но и мы сегодня все неспокойны. Обстоятельства служат вам достаточным оправданием, мистер Нюджент.

Ни малейшего следа недоверия к нему не подметил он на моем лице. Его смущенный взгляд служил мне доказательством, что я его бью его собственным оружием. Он сделал последнюю попытку выпытать у меня, знаю ли я его тайну, он попробовал воспользоваться моим недовольством.

— Вы удивлены, конечно, видя меня здесь, — продолжал он. — Я не забыл, что обещал остаться в Броундоуне. Не сердитесь на меня. Распоряжения доктора помешали мне исполнить мое обещание.

— Я не понимаю вас, — ответила я все тем же спокойным тоном.

— Я вам объясню, — отвечал он. — Помните ли вы, что мы уже давно объяснили Гроссе положение Оскара относительно Луциллы?

— Могу ли я забыть это, когда первая предостерегла вашего брата, что Гроссе может неумышленно выдать истину?

— Помните ли вы, как он принял наше предостережение?

— Помню. Он обещал остерегаться, но в то же время попросил не вмешивать его больше в наши семейные тайны. Он сказал, что намерен сохранить свою докторскую свободу действия, не стесняя себя семейными затруднениями, которые могут касаться нас, но никак не касаются его. Довольны вы моею памятью?

— У вас память удивительная. Теперь вы поймете меня, когда я скажу, что Гроссе хочет и в настоящем случае сохранить свою докторскую свободу действий. Он это сам сказал мне на пути сюда. Он считает очень важным чтобы Луцилла не испугалась в первое мгновение, когда откроет глаза. Лицо Оскара, без сомнения, поразит ее, если будет первым лицом, которое она увидит. Поэтому Гроссе просил меня присутствовать (как, единственного другого молодого человека) и встать так, чтоб я был первым, кого увидит Луцилла. Спросите его сами, мадам Пратолунго, если не верите мне.

— Я, конечно, верю вам, — отвечала я. — Странно было бы противоречить доктору в такое время.

С этим я отошла от него, выразив ровно столько беспокойства, сколько выразила бы на моем месте ничего не подозревающая женщина. Зная, что скрывается за этими словами, я поняла, что Нюджент ухватился за предложение доктора, как за средство ввести в заблуждение Луциллу в первую минуту, чтобы потом, может быть, подло воспользоваться ее ошибкой. Нашим единственным шансом было удалить его в критическую минуту, но как ни ломала я голову, способа к достижению этой цели не видела никакого.

Когда я присоединилась к другим присутствующим, Оскар и Луцилла сидели на том же месте, мистер Финч рассказывал что-то доктору, а Джикс сидела в углу на стуле, пожирая ярко-желтую пряничную лошадь из немецкого теста с такой жадною поспешностью, что страшно было смотреть на нее.

— А, моя милая мадам Пратолунго! — сказал Herr Гроссе, останавливаясь на пути к Луцилле, чтобы поздороваться со мной. — Приготовили вы мне сегодня один из ваших чудных майонезов? Я специально приехал с пустым желудком и с волчьим аппетитом.

— Взгляните на эту крошку, — продолжал он, указывая на Джикс. — Ach, Gott, я решительно влюблен в нее. Я послал во все концы Германии за пряниками для моей Джикс. Ага! Джикс! Липнет он к зубам? Очень сладко?

И ласково глядя на ребенка через очки, он сентиментально засунул мою руку за жилет.

— Обещайте мне такого ребенка, как моя обожаемая Джикс, — сказал он торжественно, — и я обязуюсь вам жениться на первой женщине, какую вы мне представите: на гадкой женщине, на хорошей женщине — мне все равно! So! Вот вам мои сердечные чувства. Довольно об этом. Теперь к моей милой Финч. Скорей, скорей!

Он прошел через комнату к Луцилле и сделал Нюдженту знак следовать за ним.

— Откройте ставни, — сказал он. — Света, света, света, побольше света для моей прелестной Финч.

Нюджент открыл ставни, начав с крайнего окна и кончив тем, у которого сидела Луцилла. Теперь ему стоило только остаться там, где он остановился, чтоб быть первым, кого она увидит. Негодяй так и сделал. Я выступила вперед, решившись вмешаться, и остановилась, не зная, что сказать или сделать. Доктор повернул Луциллу лицом к окну, и Нюджент очутился прямо пред нею. И хоть бы какая идея пришла мне в голову! Немец протянул свои сильные руки и взялся за узел повязки, чтобы снять ее.

Луцилла дрожала с головы до ног.

Herr Гроссе поколебался, взглянул на нее, оставил повязку и, взяв ее руку, пощупал пульс.

В эту минуту меня осенила блестящая идея. Та самая, в которой я так нуждалась, промелькнула, наконец, в моей голове.

— So! — воскликнул Гроссе, выпустив руку Луциллы с досадой и удивлением. — Кто испугал мою милую Финч? Почему эта дрожь? Почему такой пульс? Кто-нибудь из вас, признавайтесь. Что это значит?