Перегнувшись через край, Ружа велела:

— Протяни руку… Это несложно… Мне нужно только немного разбудить артефакт. Протяни, не бойся, — видя Геркины колебания, она первая опустила руку вниз. — Мне нужно всего лишь коснуться монеты. Все остальное она сделает сама.

— Зачем вам это? — Герка подозрительно нахмурил брови. — Я хочу сказать, здесь ведь никто пальцем о палец не ударит ради другого, если в этом нет выгоды. Какая вам с этого выгода?

— Самая прямая. Я хочу, чтобы ты дожил до того момента, когда сам решишь отдать мне этот… это сокровище… Ну же, протяни руку!

«В конце концов, что я теряю?» — подумал Герка. Размотав бандану, он поднял открытую ладонь навстречу худой конечности, напоминающей скорее когтистую птичью лапку. Горячие пальцы скользнули по его коже, стараясь пройтись по каждой выемке, просмотреть всю информацию линий жизни и судьбы, читая узоры кожи, как опытный охотник читает звериный след. Вопреки Геркиным ожиданиям, судица не стала прикасаться к монете, но, плавно обойдя ее по кругу, внезапно ковырнула ему запястье острым когтем. Воронцов ойкнул, однако руки не отнял. Крохотная ранка уже набухала кровью, понемногу выталкивая ее из проткнутого сосуда. Налившаяся капля, не удержавшись, покатилась к пятачку, где, ударившись о его ребристый бок, разделилась надвое, омыв монету с обеих сторон. Все это Герка видел в мельчайших деталях настолько подробно и крупно, точно через микроскоп. Струйка крови толщиной чуть больше волоса казалась ему полноводной рекой. Юноше даже чудилось, будто он слышит, как шумят ее красные воды, точно фонтанирующая нефть, вырывающаяся на кожу в такт сердечному ритму.

— Магия крови… магия жертвы… — Голос судицы долетал издалека, с недосягаемо высокого неба, такой же бездонный и отстраненный, как и оно само. — Кровь — сила, кровь — власть… Уж Ружа знает!

Возле монетки уже скопилась целая лужица… целое озеро, целое море, пахнущее медью и на вкус как медь… крови, не желающей продвигаться ниже, прилипшей к пятаку, точно железные опилки к магниту. Вопреки всем законам физики, она принялась формироваться в рубинового цвета кольцо… стремящееся пролиться на потертый аверс, захлестнуть его солеными красными волнами… опоясавшее монету по всей окружности. Утолщаясь, становясь полноводнее, поток крови наконец выплеснулся на чеканного двуглавого орла, который тут же с готовностью вобрал ее в себя, абсорбировал, точно был пористой губкой, а не сплющенным металлическим кругляшом. Он пил и пил, вытягивая из Герки жилы, причиняя не боль даже, а какое-то неудобство — терпимое, но неприятное. Хотелось придавить пятак пальцем, перекрыв доступ к красному потоку, оторвать от себя эту нагретую пульсирующую пиявку. Но Герка терпел. На то были причины. Вернее, причина — одна, но крайне весомая. Артефакт разговаривал с ним.

Колотилась кровь в голове и венах. Колотилось сердце. А вместе с ними стучала привязанная к запястью пятирублевая монета. Как дополнительный орган, живая флешка с уникальной полезной программой. Артефакт не разговаривал в привычном смысле этого слова, но те образы, что он транслировал, без труда расшифровывались Геркой. Все будет хорошо, нашептывал пятачок. Все будет хорошо, я пригляжу за тобой. И Герку охватывала такая эйфория, такая всепоглощающая вера в себя, в Судьбу, в их взаимосвязь, что впору было действительно возвращаться назад и прыгать с моста, чтобы проверить, поверить, что это действительно так. Он чувствовал единение с такой огромной силой, что не мог взять в толк, как она умещается в этом крохотном кусочке металла. А эта сила — она переполняла его, заменяя кровь, она струилась в венах, пролетала разрядами в синапсах, накачивала собой легкие. И когда поток неожиданно иссяк, на секунду Герка ощутил нечто, что, как он думал, должны ощущать переламывающиеся наркоманы. Контакт был действительно упоительным!

Ружа зажимала монету указательным пальцем, перекрывая ей доступ к крови. Лицо ее побледнело и вытянулось, утратив птичьи черты. Теперь судица больше напоминала лошадь. Казалось, прикосновение вызывает у нее жуткую боль. Но, когда Ружа отдернула руку, проворно сунув в рот светящийся зеленым палец, Герка понял, что вовсе не боль перекосила старушечье лицо. Глядя, с каким младенческим восторгом судица сосет палец, Герка понял: она еле удержалась, чтобы не отнять у него монету.

— Платком перевяжи, — не прерывая своего увлекательного занятия, прошамкала Ружа. — И не корми его больше… Сам сгинешь и артефакт испортишь.

По ее тону сразу становилось понятно, за кого она беспокоится больше. В голове у Геры все еще сталкивались и разлетались обрывки образов и мыслей, напоминающие тщательно перемешанный пазл. Вернуться в реальность оказалось непросто.

— Ружа, вы так говорили о ней, — прежде чем замотать запястье банданой, Герка кивнул на монету, — точно она живая.

— А разве нет, Герман? — Судица по-птичьи повернула голову. — Разве нет?

Герка не нашелся что ответить.

— Вы установили контакт. Вы познакомились и, кажется, понравились друг другу. Помни о той, что помогла тебе сделать это, Герман. Помни о старой Руже. А теперь уходи — и поторопись, времени остается все меньше, а тебе так много всего нужно успеть!

— Да куда идти-то? Хоть бы проводили, что ли?

— Нет. Тебе придется быстро бежать, а я уже не в том возрасте, чтобы скакать по лесам. Привыкай искать дорогу без проводника, Герман.

— Бежать?!

— Бежать, — улыбка судицы вышла более хищной, чем обычно. Так обаятельная сова улыбается полевой мыши. — Бежать, Герман. Они уже начали…

— Кто? — Воронцов глупо захлопал глазами.

Поднявшийся ветер зашевелил цветы, плотно обступившие железобетонный «стакан». Ближайшие к стене растения терлись о стену в надежде пощекотать пятки рисованной шестирукой красотке. От неприятного шершавого звука, сопровождавшего каждое их покачивание, по затылку Геры побежали мурашки. На лбу проступили крупные капли пота, и юноша тут же стер их банданой.

— Кто?

— Вот! — Ружа ткнула когтистым пальцем в небо, точно надеялась проковырять дырку в сини. — Вот опять! В этом и есть самая большая проблема современной молодежи! В том, что вы не видите дальше собственного носа! Сначала вы все время смотрите под ноги, забыв о том, что над вами существует мир, куда как более огромный и интересный. И хорошо, если находится кто-то добрый и ответственный, вроде меня, кто заставляет вас поднять глаза с земли и посмотреть наверх! Но ведь даже это не идет вам на пользу! Раз увидев небо, вы начисто отрываетесь от реальности, переставая видеть то, что у вас прямо под ногами…

Голос судицы сделался неприятно визгливым, а безумия в нем резко прибавилось. На фоне своих сестер-вещуний Ружа выглядела кликушей — полусумасшедшей старухой, трясущей седыми патлами. Герка попытался вспомнить, когда аккуратный колосок распался на нечесаные пряди, и не смог. Сползая с макушки, волосы вели себя как живые, оплетали овал лица, рассыпались по костлявым плечам, самостоятельно заползая в безостановочно болтающий рот, в ноздри, в уголки покрасневших глаз. Они напоминали маленькие тентакли или вьющиеся растения в ускоренной видеосъемке. Смотреть на это было неприятно, и Воронцов с облегчением перевел взгляд на землю.