При обычных обстоятельствах летные эскадрильи ВВС отделены от обслуживающих их технико-эксплуатационных частей. Пилоты и техники редко когда знакомы друг с другом. Это порождает трения, поскольку пилоты понятия не имеют, чем занимаются техники, и наоборот. Отсюда возникают проблемы, потому что пилоты едва ли понимают, какую работу надо выполнить, чтобы держать БПЛА в постоянной боевой готовности, а техники никогда не испытывают напряжения, как пилоты в полете и в бою.

— Для меня честь стоять здесь перед вами, — сказал я. — Я смотрю на людей, с которыми работал многие годы, но которых мне не довелось узнать близко. Я хочу, чтобы вы знали, что мы, все мы — одна семья. Летные экипажи, техники и сотрудники службы безопасности — все являются частью эскадрильи. Мы выполняем важную миссию, миссию, которая находится под личным контролем президента. По этой причине мы всегда должны быть на высоте. Это не Крич. Здесь нет места «халтуре». Мы не будем использовать «читерские карты». Мы будем неукоснительно следовать всем техническим инструкциям. Только так мы добьемся успеха, в чем я уверен.

Потом я пошел в «11 градус северной широты», общественный клуб базы, чтобы отпраздновать свое вступление в должность. Зал размером с баскетбольную площадку был весь заставлен столами и стульями. Они стояли перед сценой, на которой обычно выступали артисты, приглашаемые Объединенной службой организации досуга войск. Еще больше мест было снаружи на открытой площадке, где на надувном проекционном экране показывали фильмы. В углу располагался бар, обслуживающий как посетителей внутри зала, так и отдыхающих снаружи. Я сидел за барной стойкой и пил паршивое французское вино из пластиковой мини-бутылки. Это не значит, что я не «компанейский». Эскадрилья проводила операции двадцать четыре часа в сутки. У них была работа. У меня пока нет. К выполнению обязанностей мне предстояло приступить только утром. Кроме того, теперь я был командиром. Я не мог позволить себе роскошь иметь друзей, не мог проводить свободное время с парнями из эскадрильи. Надо было привыкать к одиночеству на базе.

Наслаждаясь моментом, я потягивал вино. Я дослужился до командира. Но впереди меня ожидал еще год напряженной работы и задача, которую надо было выполнить. Я допил вино и направился обратно в свои апартаменты. Наскоро принял душ, включил настольную лампу и принялся изучать местные регламенты.

Вскоре мне предстояло приступить к полетам.

Я включил микрофон.

— Бригадир, готов к включению электропитания.

— Подаю электропитание, — раздался по радио ответ начальника бригады обслуживания БПЛА.

Где-то там, на стояночной площадке, старший бригады обслуживания летательного аппарата открыл боковую панель и подключил к «Хищнику» агрегат аэродромного питания. Затем щелкнул рубильником, замыкая цепь.

Я досчитал до десяти, прежде чем дисплей ожил. Вначале на экране были одни помехи, затем появились стояночная площадка и телеметрическая информация. Перед нами простирался Аденский залив. Вода была насыщенного темно-синего цвета, словно сапфир; в плавно набегающих полуметровых волнах искрились отблески утреннего солнца. Деревья акации и чахлый кустарник заслоняли глинистый берег от взора.

Как только «Хищник» пробудился к жизни, техники отошли на безопасное расстояние. Главный компьютер, первичный модуль системы управления БПЛА, начал посылать «Хищнику» тест-сигналы, а тот приступил к проверке бортовых систем. Внутри летательного аппарата циркулировал электрический ток, активируя различные внутренние компоненты.

— Электропитание включено.

Мы с моим оператором Ханом пробежались по пунктам карты контрольных проверок. Хан был молодым летчиком, у которого как раз заканчивалась первая командировка на службе в ВВС. Свой позывной он получил в честь Хана Соло, персонажа фильма «Звездные войны». Но не из-за разухабистого характера, как у киногероя — просто обыграли собственное имя летчика. Как только он появился в эскадрилье, других вариантов не было.

Это был один из первых моих вылетов в качестве командира эскадрильи. После нескольких недель ознакомления с делами и тушения межведомственных пожаров я наконец сел за пульт управления. В кабине я был всего лишь одним из пилотов, и следовало беспокоиться только о самолете и задании. Мне хотелось летать как можно чаще, так как бокс был единственным местом, в котором я мог отдохнуть от бремени командной службы.

Проведя предполетную проверку, мы с Ханом убедились, что летательный аппарат технически исправен и готов к запуску двигателя. Одни элементы бортового оборудования должны быть включены, другие — отключены. Запуск двигателя с неправильной настройкой конфигурации элементов может привести к его остановке или выходу из строя приборов обнаружения.

Удовлетворенный результатом, я включил радиопередатчик.

— Бригадир, готов к запуску двигателя.

— Вас понял.

Техник подошел к контрольной панели на боковине летательного аппарата, нажал пару кнопок и стал ждать. Пропеллер сделал сначала один оборот, потом второй, отчего аппарат затрясся, и начал раскручиваться. Чихнув пару раз, двигатель заработал. Я подстроил положение рычага регулятора воздушного винта, чтобы добиться оптимального для прогрева масла числа оборотов в минуту.

Хан включил микрофон.

— Бригадир, прошу разрешения активировать гондолу.

Некоторое время мы ждали, пока отзовется начальник бригады обслуживания:

— Угрозы для глаз нет, разрешаю подачу питания на шар.

Существовала теоретическая возможность того, что высокомощный лазер в прицельной гондоле мог самопроизвольно включиться при ее активации. Я лично никогда о таких случаях не слышал, но если бы такое произошло, лазер выжег бы глаза всем в непосредственной близости. Пока Хан проводил калибровку гондолы целеобнаружения, техники держались от нее на безопасном расстоянии.

Проверка работы двигателя — самый длительный этап предполетной подготовки. Мы не могли вырулить на рулежку, пока двигатель не прогреется. Когда «Хищник» с бортовым номером 193 зажужжал на стояночной площадке, я внутренне напрягся. «Гэбби», как эту птичку прозвали в ремонтно-обслуживающей бригаде, была проблемным ребенком. У авиатехников, как и у пилотов, есть традиция давать своим летательным аппаратам прозвища. Наши командиры обслуживающих бригад присваивали «Хищникам» имена важных для них женщин. Я как-то поинтересовался, почему «Гэбби». Оказалось, что название аппарата было производным от условного технического обозначения GAB (ground abort), означающего запрет на взлет из-за неисправности. «Гэбби» явно не любила летать. Мне больше нравилось пилотировать «Одри». Самолет был назван в честь великой актрисы Одри Хепберн и отличался таким же, как у нее, изяществом в движении.

Большинство проблем у нас возникало из-за того, что «Хищник» не имел защиты от неблагоприятных атмосферных воздействий. Самолеты целый день находятся в небе, а при завершении полета, снижаясь, попадают во влажный воздух. Содержащаяся в воздухе влага конденсируется на переохлажденных приборах БПЛА. После приземления техники дозаправляют летательные аппараты топливом и спустя пару часов снова отправляют в полет. Когда беспилотник поднимается на большую высоту, вода, скопившаяся в приборном отсеке, замерзает, так как на высоте в 6 тысяч километров забортная температура может достигать минус 35–40 градусов. Экипаж в кабине начинает получать ложные предупреждения об утечке топлива или масла. Пилот возвращает летательный аппарат на базу — и выясняется, что нарост льда привел к раскалибровке соответствующего датчика.