то собирались, то рассеивались на неспокойном небе, сформировалась одна – более отчетливая, более грозная, чем другие. Теперь облака уплывали от нее к горизонту, после них оставалось фоном странное зеленоватое пространство. Грозная туча приняла форму человека – в длинной накидке и с угрожающе поднятой рукой. И эта рука с костлявым запястьем была не просто поднята, а направила указательный палец вниз, прямо на лодку.

– Гасси, тебе страшно? – с дрожью в голосе спросил Эрнест. – Он в нас тычет?

– Это всего лишь весенняя туча, – ответила она. – Меня волнует, что мы сбились с курса.

– Когда озеро успокоится, – сказал Николас, – поднимем парус, и я займусь рулем.

– Николас, тебе страшно? – тоненьким голоском спросил Эрнест.

– Нет!

– Ты бы хотел оказаться дома?

– Нет, – отважно ответил брат.

– В озере кто-то мертвый! – в ужасе закричал Эрнест. – Утонул младенец!

Это была дохлая рыбина – мертвенно-бледная, она крутилась в волнах.

Начался дождь: слепящей стеной он лил из той самой грозной тучи. Он был такой сильный, что расплющил верхушки вздыбившихся волн и подчинил себе все небо. Лодка вместе с юными обитателями, казалось, стала объектом его мстительности. Эрнест весь сжался, зарывшись лицом в вымокшую на дожде юбку Гасси. Николас больше не пытался казаться храбрым. Он прополз по залитому водой дну лодки, чтобы быть ближе к сестре. Ослепленные проливным дождем и вымокшие до нитки дети прижались друг к другу. Они не разговаривали, но Гасси тонкими холодными, но ласковыми руками время от времени гладила мальчиков по спинам. Голубь весь сжался и сидел у нее на плече, спрятав клюв на груди, его мокрые крылья безвольно поникли. Он походил на очень старую птицу, хотя был молод.

Казалось, дождь лил очень долго, хотя прошло всего полчаса. Сколько было времени, определить не удавалось. Небо и озеро заволокли странные желтоватые сумерки. Ветер поутих, однако буйные волны сверкали белыми барашками, которые ближе к горизонту тянулись непрерывной вспенившейся полосой.

Николас, устыдившись пролитых слез, улыбался Гасси.

– Я хочу есть, – сказал он.

Собственно говоря, он заставил себя улыбнуться.

– Посмотрим, что осталось в корзине, – улыбаясь в ответ, сказала Гасси.

Но содержимое корзины плавало в воде. Николас взял оттуда кусок пирога, но тот развалился прямо в руке. Мальчик выбросил его за борт. Под натиском следующей волны лодку качнуло, корзина перевернулась, и содержимое оказалось в воде и распалось на кусочки. Николас успел спасти кукурузную лепешку.

– Ничего, есть можно, – откусив, сказал он. – Хочешь? – предложил он Эрнесту.

Но братишка отрицательно покачал головой и прижался к Гасси.

– Мне больше никогда не захочется есть, – пробормотал он.

По движению облаков было понятно, что еще одного проливного дождя не избежать.

– Надо спеть гимн, это поможет, – предложила Гасси.

Эрнест поднял голову.

Их юные голоса были едва слышны среди рева природных элементов. Мальчики подняли глаза туда, где, они надеялись, их мог услышать Бог, и пели:

Отец наш вечный, защити,

Волну шальную укроти!

Ты скажешь –  океан готов

Не выходить из берегов.

Спаси, Господь, мы как в аду,

Те, кто в морях попал в беду[30].

Мальчики смотрели вверх, а Гасси сидела, опустив глаза с тяжелыми веками, ее очень бледное лицо проглядывало сквозь массу мокрых волос, ниспадающих на плечи с обеих сторон. Она могла сойти за юное создание, порожденное бурей и страданием из природных элементов.

Едва они закончили гимн, как над ними разверзся второй ливень. Его они пережидали, прижавшись друг к другу, в полном молчании, и Эрнест снова спрятал лицо в одежде сестры. Этот проливной дождь продолжался меньше времени, чем предыдущий, но оказался еще более пронизывающим. Если и оставались еще у детей крошечные невымокшие участки, теперь их выявили и наполнили до краев.

Когда дождь прекратился – неохотно, продолжая некоторое время моросить, – облака уплыли на запад и показалось бурлящее зеленое озеро. Вода на дне лодки бултыхалась туда-сюда, на ее поверхности плавали крошки еды и сокровища, которые дети взяли с собой. Солнце теперь светило ярко и несло с собой тепло. Эрнест повернулся к остальным, его лицо почему-то было в красных и белых пятнах. Он поднял заплаканные глаза к небу и с подозрением посмотрел на озеро.

В нем барахталась мертвенно-бледная рыбина.

– Рыба! Рыба! – закричал он и бросился к Гасси.

– Это уже другая рыба, – сказал Николас каким-то странным хриплым голосом. – Она больше. – Он поглядел на рыбу с любопытством.

В следующее мгновение лодка, оказавшись во впадине, сильно покачнулась, мертвая рыба на волне взмыла вверх и, изогнувшись, метнулась в лодку.

– Николас… убери ее! – приказала Гасси пугающе настойчивым тоном.

Мальчик, пошлепав по воде, поймал рыбу двумя руками, но она оказалась такой скользкой, что он, испугавшись, выпустил ее из рук.

– Она живая! – крикнул он. – Живая! Хочешь, сама убери!

В отчаянии Гасси вырвалась из рук Эрнеста, схватила мертвую рыбу и швырнула за борт. Волна накрыла ее, та исчезла из вида.

Поискав в корзине среди размокшей еды, девочка обнаружила инжир и предложила его мальчикам. Николас охотно съел свой, но Эрнест отвернулся.

– Я не буду больше есть, – сказал он.

И опять устроился возле Гасси, вцепился в нее и зарылся лицом в одежду. Сестра обняла его, поняв, что еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой усталой. Все тело болело. Утомление давило на веки. Ей казалось, что она закрыла глаза всего на несколько минут, но, открыв их, поняла, что ветер стих и волны улеглись. Она увидела напрягшуюся фигуру Николаса, пытающегося поднять парус. Но тот сопротивлялся, потому что так намок, что как только мальчику удавалось его немного поднять, в парус попадал порыв ветра, гик отклонялся наружу, и лодка неловко кренилась. Они дрейфовали, подчиняясь толчкам бурных волн.

– Я умираю от голода, – хрипло сказал Николас. – И промок до нитки. Ты, Гасси, ужасно выглядишь. Как ты думаешь, Эрнест умирает?

– Ах, если бы у меня было что-нибудь теплое и сухое – укрыть его, – сказала она.

– Посмотри на голубя! Вот этот точно умирает.

Голубь смирился с «поводком», лишавшим его свободы. Коготки тонких лапок были повернуты внутрь, на них покоилась испачканная грудка. Глаза были закрыты. Протянутое Гасси кукурузное зернышко он не удостоил вниманием.

В отчаянной попытке завершить путешествие, добраться до манящей американской земли девочка собрала последние крупицы мужества. Холодные пальцы плохо гнулись, и ей не сразу удалось развязать державшую голубя ленточку. Даже свободный, он продолжал сидеть, сжавшись в комок.

– Гасси… что ты делаешь? – изумился Николас.

– Отправляю его домой. Дорогу он найдет. Увидев, куда он полетит, мы поймем, в какую сторону