Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо карты у Августы была и тетрадь, так как она намеревалась вести журнал, куда записывать все детали путешествия по воде и по суше, а Эрнест держал при себе подзорную трубу и компас. Он уже начал по-хозяйски обращаться с подзорной трубой, и Августа даже немного жалела, что позволила ему взять ее в пользование. Он тем не менее был с трубой осторожен. Ведь он был мальчиком нежным и недавно после болезни. В подзорную трубу он смотрел назад, на канадские берега – настолько заросшие, что казались одним большим лесом, за исключением одного места, где по кучке домов и церковному шпилю можно было определить поселение. Однако знакомым оно не выглядело. Дети были исследователями в новой вселенной.
Каждый раз Эрнест, посмотрев в подзорную трубу, сверялся с компасом и время от времени поворачивал руль. К этому делу он не подпускал ни Августу, ни Николаса. Это было его задачей, выполнение которой повышало его престиж среди остальных. Как всегда, когда он был взбудоражен, ему хотелось есть. Еще до того, как настало время хорошенько подкрепиться, он просил дать ему сэндвич, следом еще один и еще. Потом уже проголодались и остальные. Августа на крышке корзины расстелила белую скатерть, которую дала им с собой Белль, и аппетитно разложила еду. Они могли лишь предположить, сколько было времени, так как часов у них не было.
Николас был доволен и полон уверенности. Необъятные просторы озера он воспринимал как радостный вызов. Он считал, что знает все, что нужно знать, чтобы, если нужно, совершить кругосветное путешествие. Трапезу дети завершили, съев по большому куску кекса с изюмом и запив холодным чаем. Они насытились и внезапно осоловели. Эрнест вообще крепко уснул в положении сидя, положив руку на руль. Следующим сдался Николас. Он сидел и смотрел на изысканные цвета заката, его лицо было окрашено последним отблеском лучей, пока был уже не в состоянии держать открытыми свои большие темные глаза. И все же продолжал бороться со сном.
– Николас, я буду нести дозор до рассвета, – сказала Августа. – Потом тебя разбужу. Один офицер должен всегда нести вахту.
Августа помогла Эрнесту перебраться с кормы на дно парусника, где он растянулся во весь рост. Она подвязала руль веревкой и села на место Николаса, который устроился рядом с Эрнестом. Она накрыла обоих пледом. Потом принялась успокаивать голубя, поглаживая его по светлым перышкам. И устроилась сторожить на всю ночь.
Теперь она осталась наедине с огромной ответственностью. Но, несмотря на это, ощущала чудесную свободу. Будто пущенный стрелой, парусник мчался на юг, к американским берегам. Огней суши видно не было, но взошла огромная луна, которая залила озеро своим сиянием. Волны покрылись серебром. Серебрился и парус. Голубь стал неподвижной серебряной птицей, уткнувшей серебряный клювик в серебряную грудку.
Августа не давала себе надолго задерживать взгляд на силуэтах братьев, беззаботно спящих на дне парусника. Они казались совершенно беспомощными и, как она считала, во многом полагались на нее. Но это ее не пугало. Она принялась считать звезды, которые, когда луна начала уходить, стали ярче.
Спустя какое-то время она увидела на поверхности озера движущиеся огни. Это был пароход, который, как казалось, надвигался на них. Он уже был так близко, что Августа слышала, как работают двигатели и как крутится барабанное колесо. Пароход подошел почти вплотную, но чудом проплыл мимо. Однако за ним поднялись волны, от которых маленький парусник сильно качало; казалось, он вот-вот перевернется. Мальчики продолжали мирно спать. Потом мало-помалу лодка перестала качаться. На озеро опустился покой и звездное сияние. Августа опустила голову на колени и уснула.
Дети и голубь спали так спокойно, так безмятежно, и ветер раздувал белый парус так уверенно и, с повязанным веревкой рулем, гнал лодку так, будто ее вела какая-то сверхъестественная сила. Можно было подумать, что четверо путешественников были околдованы и очнутся только с наступлением дня.
Солнце еще не встало, но у горизонта неслись облачка абрикосового и золотистого цвета, поймавшие первые краски поднимающегося солнца. Они отбрасывали цветные тени на парус маленькой лодки и на лица двух мальчиков, выводя их из мира снов. Голубь проснулся, расправил крылья, как будто готовый к полету, и заворковал.
Гасси так долго проспала, положив голову на колени, что, когда голубь разбудил ее своим воркованием, была не в состоянии двигаться. Она медленно подняла голову и, оказавшись лицом на восток, встретила первый пурпурный луч восходящего солнца.
– Гасси! – позвал ее Эрнест.
– Да, Эрнест.
– Ты что, спала?
– Задремала.
Николас резко сел.
– Ты сказала, что будешь нести дозор.
– Ничего же не случилось.
– Я хочу есть, – объявил Эрнест.
Есть хотели все.
Парусник несся вперед в розовом сиянии восхода. Озорная рябь превратилась в волны – как будто опаленные огнем. Парус туго натянулся, беря разгон от легкого ветра. Облака побелели и, будто ангелы в белых одеяниях, уплыв с восточной стороны, бросили тени на поверхность озера. Само озеро вдруг показалось чужим и даже опасным.
– Я хочу есть, – боязливо взглянув на облака, повторил Эрнест.
– Ты не будешь есть, пока не умоешься, – сказала Августа, – и ты, Николас, должен умыться.
– А я не грязный! – Эрнест показал чумазые ладошки и хихикнул.
– И я не грязный, – сказал Николас, выставляя вперед еще более запачканные руки. Его лицо было еще грязнее рук.
– Умываться, быстро, – приказала Августа, бросив им мыло, мочалку и полотенце.
Они послушались, но сильно перегнулись через борт лодки.
– Эй, осторожнее, а то упадете за борт! – предупредила она. Мальчики в ответ лишь рассмеялись. Мыло выскользнуло из рук и уплыло. Потом началась борьба за полотенце.
– Осторожнее! – крикнула она, и ребята повернули к ней свои мокрые смеющиеся лица.
Но улыбки сошли с их лиц, когда порыв ветра завладел парусом и лодка сильно накренилась. Посерьезневший Николас взял на себя парус. Августа была у руля.
– А где компас? – потребовала она ответа у Эрнеста.
Влажные кончики волос стояли дыбом у него на голове.
– Я хочу есть, – заныл он. – А компас найду, когда позавтракаю.
– Можешь взять себе что-нибудь из корзины, – сказала Августа. – Не могла же я дать вам есть с неумытыми лицами.
– У тебя лицо тоже грязное, – хохотнув, съязвил Николас. Эрнест тоже рассмеялся.
Мальчики вдруг перестали быть преданной командой. Августе показалось, что они настроены против нее. Она услышала, как Эрнест сказал: «Компас, черт возьми!» Команда была на грани мятежа.
Девочка