Но Тайт не отставал от пса. Вода уже доставала Тайту до подмышек, но он неотступно следовал за псом и схватил его за ошейник. Казалось, что он задушит Неро – так сильно Тайт тянул его к берегу. Тут с неба подул ветер, паруса раздулись, превратив ленивое движение в стремительное и целеустремленное. У детей перехватило дыхание от того, как быстро отдалялись Тайт и Неро – две барахтающиеся в воде фигуры, как далеко осталась заламывающая руки Белль…

– Уплываем! Уплываем! – крикнул Николас.

– Прощайте все! – пропела Августа.

– Я у руля! У меня компас! – провозгласил Эрнест.

Даже голубь хлопал крыльями и издавал возбужденные возгласы.

Парусник танцевал на сине-зеленых волнах, которые под ним журчали и булькали. Громко хлопал парус, натянутый так, будто желал оторваться от мачты. Чайки целой стайкой какое-то время парили рядом и раскричались от жадности, когда Августа кинула им кусок хлеба. Однако на озере дети были не одни. Вдали виднелась большая шхуна. На нее Августа и навела подзорную трубу, подарок миссис Лэси ей на день рождения. Когда-то труба принадлежала Гаю Лэси, и Августа считала ее, наряду с голубем, своим бесценным сокровищем. На самом деле этот подарок занимал в ее сердце даже более почетное место, чем голубь. Она поднесла к глазу подзорную трубу, и ее длинные волосы развевались на ветру позади нее.

Совсем скоро не стало видно ни лодочной станции, ни фигурок людей. Скрылась из вида и шхуна. Остались позади чайки. Эрнест посмотрел на безбрежные просторы озера.

– Мы переплывем прямо на другой берег? – с некоторым страхом спросил он.

– Прямо на американскую сторону, – ответила Августа.

Все быстрее и быстрее плыл парусник, словно торопившийся добраться до самых истоков весны. Ветер был попутным, солнце теплым, бриз прохладным. Августа оказалась прирожденным капитаном. У нее началась новая жизнь и появились новые полномочия. Она отвечала за припасы для экипажа. Она знала, куда направляется. Она была свободна. Оба мальчика полностью полагались на нее. Николас считал, что все прочитанное им о приключениях привело к этому, величайшему из них. Эрнест душой и сердцем радовался приобретенной свободе: больше нет уроков, больше нет ограничений.

– Гасси, – поглядывая на корзину с едой, сказал он, – я проголодался.

Николас при мысли о корзине, набитой вкусненьким, немедленно развеселился.

– Я умираю с голоду, – сказал он.

Гасси сняла чистую белую салфетку с горы сэндвичей и дала каждому по одному и еще по чашке кофе.

– Как здорово, – сказал Эрнест. – Почему плакала Белль?

XXIII. Поиски

Утро было таким свежим, таким заряженным энергией мая, так звенело потоками птичьего пения, что Аделина просто не могла не запеть свою любимую песню. «Мне снилось, я в мраморных залах жила, – пела она громким, хотя и не очень мелодичным сопрано. – Со мною – рабыни и слуги…»

Она смахивала пыль со стоящих в шкафу привезенных из Индии безделушек – она считала, что сама обращалась с ними с большей заботой и нежностью, чем любая горничная. Но когда в открытом французском окне возник темный силуэт Титуса Шерроу, она от неожиданности уронила обезьянку из слоновой кости с причудливой резьбой, и та с легким стуком упала на пол. Из фигуры, похожей на темное, не предвещающее добра изваяние, Тайт мгновенно преобразился, став проворным и грациозным. Он подобрал обезьянку, восхищенно посмотрел на нее, вложил фигурку в протянутую руку Аделины и низко поклонился.

– Вы пели великолепно, мадам. Я рад, что мне довелось хоть немного послушать, – сказал он в своей лучшей французской манере.

– Ты дурачок, – ответила она, возвращая обезьянку в шкаф, но комплимент способного полукровки пришелся ей по душе. Не так уж много комплиментов доводилось ей слышать в этой глуши.

Она бросила на него вопросительный взгляд.

– Босс послал меня узнать насчет детей.

– Насчет детей? – изумилась она.

– Сегодня они почему-то не пришли к нам на урок. Босс поправился после люмбаго и очень хочет продолжать учебу. Я тоже… – Тайт говорил так медленно, что Аделина потеряла терпение.

– Вот проказники, – сказала она, – околачиваются где-нибудь. Поищи их, они найдутся.

– Я уже искал, мадам. Сейчас одиннадцать часов. И Неро беспокоится. Скулит и таращит глаза, словно хочет что-то сказать.

– Да они прогуливают, – сказала Аделина.

И сама отправилась к Уилмоту, к ней присоединился Неро. С деловым видом он вел ее по тропинке. Она заметила, что его черная волнистая шерсть была влажной. Ну что за собака! Еще так рано, а он уже искупался в речке, а ведь не молод! Она наслаждалась прогулкой, но время от времени громко звала детей.

– Гасси! Ник! Эрнест!

Уилмот сидел на скамейке у входа, грелся на солнышке.

– Не вставайте. – Она радостно поприветствовала его. – Ах, Джеймс, как приятно вас снова увидеть! Но лицо у вас все еще изможденное. – Он и вправду внешне был противоположностью Аделине, чей здоровый вид и энергичность были под стать весеннему утру. – Эта канадская зима, – добавила она, – выкачивает из людей все силы.

– На самом деле, – ответил Уилмот, – меня перекормили. С появлением Аннабелль стол мой ломится под тяжестью сладкой выпечки и горячего хлеба. Я говорю ей, бедняжке, что она убивает меня своей добротой.

– Но вам нравится, что она здесь, не правда ли, Джеймс?

– Надеюсь, я не выгляжу неблагодарным.

– Но тогда почему бедняжка?

Аделина уселась на скамейку рядом с ним и понизила голос.

– Иногда я со страхом думаю о том, что Тайт с ней плохо обращается… Я слышал, как она плакала, – прошептал он.

– Я с ним поговорю, – сказала Аделина. – Но сейчас он пошел искать детей. Те убежали с уроков.

– И кто их за это осудит в такой-то день? – вздохнул Уилмот.

– А вы от чего желали бы убежать? – рассмеявшись, спросила Аделина.

– От самого себя.

– А, это у вас после люмбаго. Пройдет день-два, и вы заговорите по-другому. – Она вскочила и подошла к кромке воды.

– Гасси! Николас! Эрнест! – сложив руки рупором, прокричала она. – Где вы? Дома вам достанется от отца! – Она вернулась к Уилмоту. – Вообще-то, он даже не знает, что они прогуливают, – сказала она.

Хоть и был голос Аделины сильным и звонким, ни единый звук не достиг ушей трех беглецов. Когда дело уже близилось к вечеру и Филипп вернулся с полей, Аделина была очень сердита, но нисколько не встревожена. Филипп сказал, чтобы она не волновалась. Молодняк, как он считал, отправился на разведку. Им в кровь, по его мнению, ударило весеннее настроение. Они вернутся до наступления темноты, и как же мальчишкам достанется от него! Когда навели справки, оказалось, что с собой им миссис Ковидак ничего для пикника