До недавнего пробуждения интереса к личности Фрица Бауэра многие немцы ничего о нем не знали, как и поляки о Яне Зейне. Инициатора польских Освенцимских процессов сегодня помнят немногие, если не считать сотрудников Института судебной экспертизы, названного его именем. Кажется, никто не заметил, что два выдающихся юриста, которые объединили усилия, чтобы бывшие нацисты предстали перед судом во Франкфурте, умерли в этом же городе с промежутком в два с половиной года при обстоятельствах, не выясненных по сей день. Возможно, теории заговоров ошибочны, но зловеще странное совпадение не может не бросаться в глаза.

Беата Кларсфельд была не из тех, кого с детства готовили на роль революционера.[556] Она родилась в Берлине 13 февраля 1939 года, за несколько месяцев до вторжения германской армии в Польшу, и, конечно же, плохо помнит войну. Помнит только, как совсем незадолго до поражения рейха читала в детском саду стишки, прославляющие фюрера.

Отец Беаты, Курт Кюнцель, был призван на военную службу и до 1940 года служил во Франции, а в 1941 году его перевели на Восточный фронт. Там он, к счастью, заболел двусторонней пневмонией, благодаря чему вернулся на родину и стал служить бухгалтером в военном учреждении. После нескольких месяцев британского плена Кюнцель вывез жену и дочь в деревню, где они укрывались во время бомбежек германской столицы войсками союзников. В конце 1945 года семья вернулась в Берлин. Девочка пошла в школу, а после уроков играла с друзьями в прятки на развалинах.

По ее собственным воспоминаниям, в младших классах Беата была старательной и дисциплинированной ученицей. «О Гитлере нам в те дни ничего не говорили», – вспоминает она. То, что происходило в годы его правления, и родители, и учителя обходили молчанием. Не будучи членами НСДАП, мать и отец Беаты в свое время голосовали за Гитлера, как и многие их соотечественники. «При этом они ни в коей мере не чувствовали себя ответственными за преступления нацистов», – отмечает дочь. Более того, они были единодушны с соседями и знакомыми, которые оплакивали свои потери, не выражая «ни капли понимания или сочувствия по отношению к другим народам». Вместо честного анализа событий недавнего прошлого подрастающая Беата слышала одно: «Мы проиграли войну и теперь должны работать».

В отличие от родителей, поддерживавших Христианско-демократический союз, который возглавлял канцлер Аденауэр, Беата уже подростком стала сторонницей социал-демократов. Правда, на ее выбор повлияло не столько понимание их платформы, сколько «молодое открытое лицо Вилли Брандта, так не похожее на лица других политиков». У Беаты развивалось типичное для молодых людей неприятие того, что она называла «душной атмосферой» родительского дома. Отец много пил, а мать убеждала девушку заняться поиском подходящего мужа, но Беата, окончив коммерческое училище, устроилась стенографисткой в крупную фармацевтическую фирму, чтобы накопить денег и начать самостоятельную жизнь.

В 1960 году, в возрасте двадцати одного года, она приехала во Францию – поучить язык и подзаработать. Несмотря на то что ей пришлось «спать на отвратительном чердаке, кишащем пауками», Беата вскоре влюбилась в Париж: он показался ей живее и элегантнее Западного Берлина.

11 мая 1960 года, через два месяца после приезда, она стояла в метро, на станции «Порт-де-Сен-Клу», и вдруг заметила, что на нее смотрит темноволосый молодой человек. «Вы англичанка?» – спросил он. Как Беата узнала впоследствии, это была уловка. Так французы частенько знакомились с немецкими девушками: отрицательный ответ использовался в качестве отправной точки для флирта. Серж Кларсфельд получил номер телефона Беаты Кюнцель прежде, чем сойти на своей остановке (возле Института политических исследований, где он дописывал дипломную работу, планируя стать профессором истории).

В тот же день в Буэнос-Айресе израильская разведка приступила к операции по похищению Эйхмана. Тогда ни Беата, на Серж об этом, конечно же, не знали, но в 2013 году, сидя в парижской квартире своего сына и вспоминая пройденный путь, они не могли не признаться, что совпадение кажется им весьма примечательным. Двое снискавших славу (или, в зависимости от точки зрения, печальную известность) непримиримых преследователей нацистов, познакомились в день начала знаменитой аргентинской операции «Моссада».

* * *

Через три дня состоялось первое свидание Беаты с Сержем. Они посмотрели фильм «Никогда в воскресенье»,[557] а потом сели на лавочку в Булонском лесу и стали разговаривать. Именно тогда Беата узнала, что Серж – еврей, чей отец погиб в Освенциме. Молодая немка, которая, по ее собственному признанию, «имела смутное представление об истории своей страны», оказалась не совсем готова такое услышать. «Эта новость меня удивила, взволновала и в каком-то смысле немножко отпугнула, – сказала Беата Кларсфельд через много лет. – В Берлине мне нечасто доводилось слышать о евреях что-нибудь хорошее. “Как это меня угораздило?” – подумала я».

Но Серж не растерялся. В последующие дни и месяцы он доброжелательно объяснял девушке то, чего она не знала. «Мы разговаривали не переставая, – вспоминает Беата. – Он помог мне войти в новый мир истории, искусства, философии». Особенно много Серж рассказывал ей о недавнем прошлом ее же страны – «об ужасающей реальности нацизма», как выразилась она сама.

С этой реальностью Серж Кларсфельд был знаком не понаслышке. Его родители, Арно и Раиса, приехали во Францию из Румынии в двадцатые годы. Арно родился в Армении, Раиса – в Бессарабии. Серж появился на свет, когда они гостили у родственников в Бухаресте. Отец воевал против германской армии в составе французского Иностранного легиона, куда записался добровольцем. В 1940 году, после поражения Франции, он бежал из лагеря военнопленных и в Ницце присоединился к движению Сопротивления. Но даже если б он не был партизаном, семья все равно была бы в опасности – из-за еврейского происхождения.

В июне 1943 года гауптштурмфюрер СС Алоиз Бруннер[558] прибыл во Францию для «окончательного решения еврейского вопроса» и вскоре, по имеющимся данным, отослал на Восток 25 000 человек. Тесно сотрудничая с Эйхманом, он уже провел более масштабные операции такого сорта в своей родной Австрии, а также в Греции. Узнав о начавшейся охоте на евреев в Ницце, Арно Кларсфельд устроил у себя в квартире тайный чуланчик, где могли укрыться все члены семьи.