– Сюрприз!

Обвожу комнату взглядом. Они здесь все, сестра, Доминик, Келлен и Маркус. Морщу лоб, но догадаться, о каком сюрпризе речь, не могу.

– Что происходит?

Холидей привстает на цыпочки.

– Тебе сегодня пришло письмо. От руководителей программы для юных исполнителей.

Сердце на секунду останавливается.

– Где оно?

– Я его уже открыла. Ты принят, и вечеринка по этому поводу.

Что она сказала? Я правильно ее понял?

– Меня… что?

– Тебя приняли.

При звуке волшебного голоса Элль по телу пробегает дрожь. Доминик и Маркус расступаются, а из коридора появляется она. Каждый раз, когда я вижу ее, у меня перехватывает дыхание, и сегодня не исключение.

Длинные волосы распущены и падают на плечи. Голубое хлопчатобумажное платье наводит на мысль, как мило было бы попробовать его снять. Элль протягивает руку, и в ее пальцах адресованное мне письмо.

– Предполагалось, что ты зайдешь через переднюю дверь, – говорит Холидей, – и я все так и спланировала. Элль стояла бы там и ждала тебя с письмом, а потом вы бы поцеловались, и тут бы мы выскочили и свалились вам на головы. Но ты все испортил. Передняя дверь, Эксл. Что непонятного?

– А когда мы пользовались передней дверью? – Эксл хлопает меня по плечу. – Поздравляю. Ты это заслужил.

Я не отвечаю, потому что изо всех сил стараюсь запомнить, как выглядит Элль. Письмо. Надо прочитать письмо. Самому во всем убедиться.

– Так меня приняли?

Элль кивает:

– Да.

Комната покачивается от захлестнувшей меня волны эмоций. Мысли спутались, их слишком много. Потом меня накрывает вторая волна, и я улавливаю в ней вкус вины. Я делал людям больно, и вот наказание. Поворачиваюсь к Холидей.

– Прости, что не всегда был рядом.

Голоса стихают. Холидей моргает.

– Что?

– Прости, что не был рядом, когда сидел за решеткой. Прости, что уделял тебе мало времени до ареста. Я подвел тебя, но теперь с этим покончено. Обещаю. Отныне я здесь. Я вернусь в школу и постараюсь сделать из себя лучшую версию того, что я есть сейчас. А потом мы с Экслом устроим для тебя местечко покомфортнее этого. Мы поможем тебе стать тем, кем ты хочешь. Обещаю. И теперь ты можешь мне поверить.

Тор влетает в кухню и прошмыгивает у меня между ног. Что еще сказать? Не знаю. Меня приняли. Я буду заниматься по программе. Всего год назад я был эгоистичным ублюдком, кулаками прокладывавшим дорогу в жизни. Год назад я брел по дороге к смерти, а теперь у меня настоящий шанс на жизнь. Эмоции бурлят и переполняют. Психолог советовал выговориться, если не можешь сдержаться, но меня переполняет не злость. Это чувство напоминает огненный шар. Оно обладает огромной силой, и от него щиплет глаза и трясутся руки.

Смотрю на Элль и едва узнаю собственный хриплый голос.

– Меня приняли.

Она улыбается, радостно и мягко.

– Тебя приняли.

Я делаю к ней шаг, потом второй, а когда подхожу ближе, Элль падает в мои объятия. Обнимает за шею, проводит подушечками пальцев по коже, и ее тепло обтекает меня. Хаос в голове сменяется четким порядком мыслей. Меня охватывают мир и покой. Огненный шар уже не ярится, не бушует, а лишь горит ровным пламенем. Так неспешно, так глубоко, что я совсем не против пропасть в его жаре.

– Ты это заслужил, – шепчет она. – Заслужил счастье.

Так это оно и есть? Счастье? Если да, то я хочу еще. Никогда в жизни я не пробовал ничего крепче. Хватит разбрасываться своей жизнью. Больше никто не будет меня контролировать. Я сам хозяин своей судьбы.

– Я люблю тебя, Элль. – Я наклоняюсь и целую ее в губы.

– Мой брат объявил перед всей нашей семьей, что любит тебя. – Многочисленные браслеты Холидей звякают при каждом ее движении и жесте. – Дриксу сказать такое нелегко. Так что раз он любит тебя, то мы, выходит, сестры.

Мы с Холидей сидим на столике для пикника, который ребята притащили с заднего двора на подъездную дорожку, чтобы отметить приятное событие пиццей и куриными крылышками. В этот августовский вечер жара воспринимается как уютное одеяло. На черном небе сияют яркие звезды, а мои родители задержались в Вашингтон еще на два дня. Прямо сейчас, как они считают, я уже лежу в своей постельке.

Сидящий у меня в ногах Тор неотрывно следит за каждым моим движением, время от времени роняя каплю слюны.

– От меня ты ничего не получишь.

– Его Дрикс угостит, – говорит Холидей. – Дрикс дает ему все, чего он только захочет. Я на тот случай тебя предупреждаю, если вы, ребята, вырастите, женитесь и заведете детей. Когда случится зомби-апокалипсис, он первым делом спасет собаку и только потом всех остальных.

Я хмыкаю, кладу на тарелку последнее – как сама себе обещала – куриное крылышко и облизываю пальцы. Мама пришла бы в ужас, узнав, сколько куриных крылышек я съела, но ее здесь нет, а мне все больше и больше нравится делать то, что нравится.

– Вообще-то я рассчитываю стать достаточно сильной, чтобы защищать моих собственных детей, и, знаешь, мне всегда хотелось иметь сестру.

Она расплывается в ухмылке, а я на седьмом небе. Дрикс сказал, что любит меня, и я могла бы целовать его до конца времен. Но тут неподалеку, ненавязчиво напоминая, что мы не одни, откашливается Эксл. Дрикс подмигивает. Не знаю в точности, что означает подмигивание, но для меня оно – тысяча обещаний будущих планов, в которых мы с ним всегда вместе.

Келлен с ребятами работает над собственной версией одной битловской песни. Собрались возле барабанов, и Дрикс пробует разные ритмы, чтобы всем вместе выбрать подходящий. Холидей частенько поет с ними или играет на пианино, но в обсуждениях участия не принимает. Говорит, что ритм ее не интересует, ей важна высота.

Я человек немузыкальный, что это значит, не понимаю, но звучит поэтично.

Холидей принесла с собой таймер, и вот сейчас он попискивает.

– Ты к десерту готова?

– Конечно. Что у нас будет?

– Торт. Со свечами.

– День рождения? Чей?

В ее глазах загадочный блеск.

– Твой и Дрикса.

– Но их мы уже отмечали. – Я говорю так медленно, что мимо уже успели бы пробежать черепахи.

– Мы отмечали их как нормальные люди, потому что Дрикс пригрозил на неделю оставить нас без горячей воды в душе, если мы отметим дни рождения по-нашему. Но раз уж теперь он тебя любит, и ты – семья, отпраздновать нужно правильно.

Холидей выскальзывает из-за стола и идет в кухню.

Я в нерешительности покусываю нижнюю губу, решая, не пора ли уже бояться.