Тут же был внесен ящичек с кусковым мылом, вроде хозяйственного. Бояре шумной толпой налетели и принялись разбирать куски. Присутствующие здесь же боярские мастера, по приказу своих хозяев, побежали за водой. Через несколько минут бояре весело полоскались в мыльной воде, намыливая свои руки и одежду своих мастеров – пробуя, по моему совету, отстирать въевшиеся в них пятна и грязь. Установилась радостное, праздничное настроение. Неожиданно прозвучал вопрос, от которого все сразу стихли.

– Владимир Изяславич, так ты и сам можешь мыло делать, все у тебя для ентого есть, зачем же мы тебе сдались?!

– Всё, да не всё! – чуть задумавшись, ответил я силлогизмом. – Чтобы наладить серьезное производство, необходимо строить большие печи с салотопленными котлами! А у меня на это нет ни времени, ни сил! Денег тоже на все сразу не хватает, признаю прямо! Я, конечно, могу и своими силами начать производить, выиграю впоследствии в деньгах, но потеряю время!

– Княжич, да какие твои годы?! Все наверстаешь, – весело заметил боярин Дмитр, на что сразу же получил гневную отповедь.

– Ты тут воду не мути, как говорит Владимир Изяславич! Что ты его отговаривать принялся, в своем ли ты уме?! Не любо тебе – так выйди из нашей братчины, никто тя силой не держит!

– Правильно! Не твоего ума дело князей учить, что и как им делать! – тут же понеслось злым многоголосьем от остальных бояр и купцов. Бородачи солидарно обрушились гневным потоком на посмевшего высказать столь крамольную мысль, очень испугавшись, что княжич послушает дельный совет, да и решит обойтись без них.

– Тихо! Успокойтесь! – увещевал бояр присутствующий здесь же Перемога. – Всем слухать княжича!

Все взоры опять обратились ко мне.

– Не будем городить огород! Решили делать дела вместе – значит, так тому и быть!

Обстановка сразу разрядилась, все уселись на свои места, не забыв при этом зажулить все вынесенное для демонстрации мыло.

– Всё, что я вам хотел показать и рассказать, – вы увидели и услышали! Теперь дело за вами! Распределяйте между собой обязанности: кто чем будет заниматься, кто производить, кто закупать сало, кто и где будет продавать. Найдите место для производства, прикрытое от чужих глаз. А за мной дело не встанет как только вы развернетесь, сразу начну вам поставлять, в счёт своей доли соду и поташ.

Пару часов бояре под моим присмотром распределяли меж собой обязанности. Мне часто приходилось выступать третейским судьей в перманентно разгорающихся спорах. Но в итоге обо всем сумели благополучно договориться. И уже вечером эта шумная делегация всем скопом отплыла обратно в Смоленск. А я остался в Гнёздове, продолжать подготовку для встречи с пайщиками бумагоделательного предприятия.

Я не стал заморачиваться с производством туалетного мыла. Для этого нужны экзотические масла, ароматические вещества и красители, которых на Руси днем с огнем не найдешь! Обычное хозяйственное мыло здесь будет пользоваться бешеным спросом. Здешняя публика, даже аристократическая, пока еще совсем не избалована, моется в банях, натираясь золой. В Европе с этим банно-прачечным делом пока еще войну не ведут, но относятся к частому мытью тела настороженно. Мыло стоит втридорога, но его не так просто еще и найти в продаже! К тому же хозяйственным мылом можно не только мыться, но еще и стирать, и мыть посуду, о чем я не преминул боярам заметить.

Через шесть дней ко мне в гости в Гнёздово приплыли 19 бояр-купцов, являющихся пайщиками пока еще существующего лишь на бумаге, вернее на пергаменте, бумагоделательного паевого предприятия.

В производстве бумаги тоже пока ничего сложного изобретать не стал, совсем отсутствовали нужные для этого станки и машины. Боярам я предложил два способа варки целлюлозного сырья (льна, конопли, соломы, опилок) – с использованием каустической соды (натронный способ) и с использованием сульфата натрия (сульфатный способ). В последнем случае, если специально не отбеливать хлорной известью, получалась желтоватая бумага оберточного типа. Очень хорошая бумага, совсем не требующая отбеливания, выходила из конопли. Натронная целлюлоза получается при очень высокой температуре, но варка ее шла быстрее, чем при производстве сульфатной целлюлозы – здесь и температура ниже, но и операция длится дольше.

Впоследствии у нас чаще применялась натронная варка, причем в целях экономии соды я объяснил рабочим предприятия, как выпаривается и прокаливается бывший в употреблении варочный раствор, чтобы его можно было повторно использовать с добавлением малого количества новой соды.

Бумажное сырье, вместе с раствором на демонстрационном испытании, варилось в открытом чане, к этой массе добавлялись также мел, глина и клей. Впоследствии, для ускорения процесса, стали варить в закрытых котлах под давлением.

Полученная масса тщательно промывалась в корытах и вычерпывалась оттуда ситом, затем отжималась, но не на прессе, а под камнем, поднятым при помощи ворота. По необходимости отбеливалась с помощью мною же и производимого белильного порошка (хлорной известью), затем опять промывалась и отжималась.

Далее бумажную массу выкладывали на деревянные формы с подложенным на них сукном. Сначала выкладывают один лист и накрывают его сукном, сверху кладется новый лист и так далее до 150–200 слоев – образуется так называемый «столбок». Столбок кладется под пресс (под камень), после прессования сукно вынимается, а все бумажные листы снова прессуются, после чего вешаются для просушки. После просушки бумага снова прессуется для выравнивания листов. Затем листы сортируются и считаются.

Таким образом немудреным способом при полном отсутствии механизации в 1234 году бояре умудрились произвести 250 стоп бумаги, или без малого 50 000 листов. Свою долю прибыли я договорился с пайщиками получать бумагой. Половина всей моей бумажной доли пошла на нужды делопроизводства и в школу.

Только было я собрался на боковую, как прискакал гонец от боярина Андрея Микулинича, компаньона стеклоделательного предприятия. Челядинин передал от гонца одно лишь слово «марганец!», и я тут же подорвался с места.

В боярских хоромах не спали и сразу мне предъявили для опознания горсть руды темно-коричневого цвета.

– Купил мой человек в Киеве, у ромейского купца, – указывая на руду, тихо говорил Андрей Микулинич, – бает, что энто пиролюзит! Владимир Изяславич, не обманули ли моего обалдуя ромеи?

– Хм, – я усмехнулся, – так надо было эту окись марганца, если это действительно она, сразу и испытать!

– Как же это? – всплеснул руками боярин.

– Раскочегарь свою мастерскую, да всыпь это в стекло!

– Точно! – боярин дернул себя за бороду. – Чего я сижу? – он тут же вскочил и начал сыпать приказаниями. Я тоже, позёвывая, встал. Смысла ждать полночи, пока разогреют горны, не было никакого.

– Я поехал, боярин, к себе, посплю, завтра после обеда к тебе заеду!

– Так, может, прямо здесь соснёшь?

Я про себя усмехнулся.