– А если соединить это вещество с куском силикона в форме человеческой жопы?

Таскер лишь молча буравила его взглядом.

– Что, так просто? – спросил я. – Вся эта болтовня о межпространственных энергиях, сущностях и прочем – а надо просто дырки в них прожечь? Так чего же мы ждем?

– Вообще-то все не так уж просто. Важны не химические свойства серы. Важна, скажем так, ее символическая сила. Здесь в игру вступают незримые механизмы.

– Конечно, как в случае с вампирами и святой водой. Понимаю.

– Нет, думаю, не понимаете. Предыдущие столкновения с подобными организмами показали, что эффективность стрельбы может значительно меняться в зависимости от того, кто держит оружие, и душевного состояния человека в момент, когда раздается смертельный выстрел.

– Ясно, – сказал я.

– Мы просим об этом вас. По крайней мере в отношении этого образца.

Подковылял агент Гибсон с усовершенствованным дробовиком в руках.

– И не пытайся обманом меня пристрелить, говнюк.

Эми взглянула на пушку и пробормотала:

– Оздоровительный центр.

Джон закурил сигарету.

– Курить здесь запрещено, – сказала Таскер.

– Если ему можно стрелять в помещении, то мне, думаю, можно и покурить.

– Разумеется, мы отказываемся, – сказала Эми. – Даже мне понятно, что это ловушка. – Она кивнула в мою сторону и продолжила: – Зайдешь в камеру, и Майки тебя съест. Они думают, если убьют тебя чужими руками, предполагаемое проклятие, которое нас защищает, не сработает.

– Ну вы же с Джоном снаружи остаетесь, правильно? – ответил я. – Зайду только я, а вы, ребята, стойте здесь и следите, чтобы все было честно. Мы же уже остались сегодня в одной комнате с этой хренью, и не думаю, что она входит в десятку самых страшных существ, которые пытались меня сожрать. Меня все устраивает.

Эми раздраженно фыркнула.

– И почему тебя это устраивает?

– Потому что Честити заплатила нам за работу. Разве не ты мне недавно говорила, что надо доводить все до конца? Ну, Майки здесь. Мы, конечно, на другое рассчитывали, ну и что с того? Хорошо это или плохо, но этим мы окончательно закроем дело Пейтон.

Я взял у агента Гибсона дробовик. Отодвинул затвор, убедиться, что в нем действительно есть патроны и меня не собираются впихнуть в камеру с незаряженной пушкой. Я понюхал патроны – пахли они пердежом.

– Ну и как, м-м, все будет проходить? – спросил я у Таскер.

– Вы зайдете в соседнюю камеру, вот в эту, – стены между камерами раздвигаются дистанционно, из комнаты охраны. Наружная дверь закроется, стену уберут, между вами и образцом не останется преград. Вы выстрелите.

– Дэвид, это глупо, – сказала Эми.

– Раньше это нас никогда не останавливало – буквально ни разу. – Я повернулся к Таскер. – Звуки выстрелов не встревожат Мэгги и Лоретту?

– Мы закроем дверь между тюремными блоками, они абсолютно звуконепроницаемы. С их стороны звук будет не громче деликатного стука в стену.

Я посмотрел на Джона, и тот пожал плечами.

– Ну, если мы здесь не за этим, то зачем тогда?

– По-твоему, в камере стоит ребенок, да? – спросил я у Эми.

– Он просто буравит меня глазами. С осуждением.

– Не хочешь подождать в коридоре? Уверена, что выдержишь?

– Нет, не выдержу, но, да, мне все равно нужно остаться.

– Давайте покончим с этим.

Я шагнул в соседнюю камеру, и дверь за мной закрылась. Невидимая рука клаустрофобии медленно, но крепко взяла меня за задницу. Стена между камерами была из прочной стали – я не видел, что происходит в камере Майки.

– А ты, если сосредоточишься, видишь Майки, слышишь его? Или он так и остается личинкой? – спросил я у Джона за стеклом.

– Подожди-ка… Да, я вижу Майки довольно четко. Если напрягаюсь.

– И что он делает?

– Сейчас сидит на кровати. Плачет. Спрашивает, зачем мы здесь и почему от него отказалась мать.

Я встретился взглядом с Эми – она казалась расстроенной.

– Это просто свежескошенная трава. – А Таскер я сказал: – Никаких церемоний и ритуалов. Вы поднимете стену, я направлю на эту тварь пушку и буду всаживать в нее серные пули, пока патроны не кончатся. Если хотите провести сбор данных, проводите так.

– Вы готовы? – спросила Таскер.

– Да.

Стена скользнула в сторону. На кровати в соседней камере сидел мистер Нимф.

Он был одет в чистый черный костюм и смерил меня холодным взглядом. У меня мелькнула мысль, что я смотрел в зеркало – не считая мелких деталей, на меня глядел мой близнец. Почему-то он показался мне странным, но потом я вспомнил причину: зеркало получилось кривым – шрам был не на той щеке.

А еще он выглядел гораздо здоровее меня. Гораздо живее.

Я прицелился из дробовика.

– Стреляй, – произнес Нимф.

Я не выстрелил.

– Дэйв? Стреляй, мужик, – вторил Джон.

– Ты его слышал, – сказал Нимф. – Стреляй. Я вижу, ты медленно начинаешь сомневаться. Бояться. Интересно посмотреть, сможешь ли ты этому противостоять.

– Заткнись, – бросил я.

– Каждый раз мы к этому возвращаемся, да? Итак, ты мужчина или пустой сосуд, в котором отдаются эхом бессмысленные желания? Страх велит тебе отступить и дать им снова поднять стену. Итак, что же победит, человек или страх? Ибо именно в это мгновение – между возникновением импульса и подчинением ему – ты действительно существуешь. Вскоре на тебя обрушатся волны импульса, и твою душу смоет в море. Сомневаюсь, что ты будешь хрустеть на зубах моего Повелителя, когда он станет тебя пожирать.

– Это ты не существуешь. Ты просто олицетворение роя, созданное, чтобы играть на нашей неуверенности в себе. Внутри ты просто кучка безмозглых насекомых, которые научились давить людям на больные мозоли.

– А если я из тебя горсть клеток вытащу, сгодятся они на что-то еще? Так в какой именно момент из них получаешься ты?

Джон крикнул мне стрелять – отличный совет, как мне показалось.

Я вскинул пушку, но пока мой мозг посылал указательному пальцу команду сжаться, Нимф успел вскочить с кровати, пронестись через комнату и начать вырывать у меня из рук дробовик.

Мы повалились на пол, и я улучил мгновение вспомнить, что Джон так же валялся с двойником Теда, что его обманом заставили «убить» «Теда», – тут я впервые осознал, что даже ружье в той истории было фальшивкой.

Как будто тварь хотела, чтобы он выстрелил.