кубках и начал просто наслаждаться тем, что делаю, кубки сами посыпались мне в руки. Всегда нужно помнить об этом… Зачем ты делаешь то, что делаешь. Не ради славы, не ради наград – ради удовольствия. И только люди, которые любят то, что делают, могут добиться чего-то настоящего. Быть по-настоящему счастливыми.

Ева кивнула, удивлённая резонансом их мыслей.

– И игра в короля, стало быть, вам тоже нравится, – подытожила она, поняв о Миракле Тибеле кое-что очень важное.

– Меньше, чем арена. Цена ошибки слишком высока. И проигрыш будет равен чьей-то смерти, причём моя меня волнует далеко не в первую очередь. Но да, мне это нравится.

– Не слишком ли легкомысленный подход к правлению?

– Хороший правитель обязан быть игроком, лиоретта. Всё правление – те же шахматы. – На миг Ева удивилась, что в Керфи есть шахматы, но затем сообразила, что магический переводчик наверняка обозначил таким образом похожую местную игру. – Сплошные комбинации, ходы, чтение противника. Просчитать последствия каждого решения, каждого поступка и противодействий, которые он встретит. Только противником при благополучных обстоятельствах являются не те, кого нужно убить или низвергнуть, а те, с кем нужно договориться. А ещё бедность, болезни, необразованность, произвол и прочие неприятные явления.

– И приз за победу – власть?

– Власть – всегда бремя. Те, кто считает её призом, лишь недалёкие алчные глупцы. И трон – не трофей, потому что настоящая игра начинается в момент, когда ты на него садишься. – Миракл отпустил её руку подле дверей некромантского кабинета. – Нет, призом будут подданные, которые всплакнут о своём короле, когда я умру. А ещё свобода и довольство людей под моей властью. Тем, в какой стране они живут. Тем, как они живут.

Ева вновь кивнула, на сей раз задумчиво.

Человек, для которого власть – не желанный приз, а бремя. Который привык достигать того, чего хочет, но не любыми доступными средствами; который играет без легкомыслия, который осознаёт всю ответственность своей задачи и желает выполнить её наилучшим образом…

Что ж, главное, чтобы слова его в итоге не разошлись с делом.

– И каков вердикт? – следя за её лицом, спросил Миракл весело.

Ева вскинула брови.

– Вы хотели познакомиться со мной поближе, лиоретта. Узнать получше. Теперь вы знаете капельку больше.

– Но ещё слишком мало, чтобы можно было всерьёз судить.

– Разве не этим вы сейчас занимаетесь? – заметил лиэр Совершенство с пугающей проницательностью. – Мне порой приходилось выносить суждение о человеке по куда более кратким разговорам. И куда менее информативным. Рискните.

Некоторое время Ева молчала, созерцая его гладкое лицо. Они оба спокойно выдерживали чужой взгляд.

– Я думаю, из вас может выйти хороший король, лиэр.

Прижав руку к сердцу, Миракл поклонился, словно артист, благодарящий за аплодисменты:

– Приятно слышать.

Ева следила, как брат Герберта берётся за дверную ручку.

– И какое же суждение после двух разговоров вы вынесли обо мне? – поколебавшись, уточнила она.

Миракл оглянулся – в ореховых глазах плескалась лукавинка. Ева поняла, что он ждал вопроса.

– Я думаю, из вас может выйти хорошая королева, лиоретта.

Шире улыбнувшись тому, что проявилось в её лице, Миракл попрощался учтивым наклоном головы.

– А вот теперь ты опоздал, – ещё услышала Ева голос Герберта, прежде чем дверь в кабинет закрылась, оставляя братьев наедине.

Долго встреча не продлилась. Вскоре Миракл с Гербертом уже покидали комнату.

Вид Евы, которая устроилась на широком каменном подоконнике под витражным окном, обняв руками колени, привёл обоих в замешательство.

– Только не говори, что пыталась подслушивать, – сказал некромант.

– Просто ждала, пока вы закончите.

Братья переглянулись – и Ева впервые поняла, насколько они похожи.

– Иди, – глядя на Миракла, произнёс Герберт. – Увидимся. – Дождался, пока кузен откланяется им обоим, и, когда тот отошёл по коридору достаточно далеко, шагнул к окну. – Зачем ты отобрала у Эльена его прямые обязанности?

– Хотела пообщаться с человеком, чью невесту мне предстоит разыгрывать, зачем же ещё? – Ева спустила ноги с подоконника, сев на краю. – Ты не желал моего присутствия на встрече. Я решила встретиться сама.

– И о чём вы говорили?

– Да так, о разном. – Ева подметила невыразительность голоса, за которой Герберт старательно скрывал что-то ещё. – А на чём договорились вы?

– Миракл согласен разыграть «весь этот фарс», если согласишься ты. И испросил у меня возможность приходить сюда. Хочет узнать тебя получше.

– Я надеюсь, за этой формулировкой не кроется ничего, что обычно за ней скрывают?

– Будет странно, если счастливая пара станет вести себя словно незнакомцы, – откликнулся Герберт с той же невыразительностью. – Вы должны привыкнуть друг к другу, прежде чем разыгрывать обручённых.

Ева поболтала ногами в воздухе.

– Тебе не кажется, что это всё-таки как-то… неправильно? Мы подгоняем происходящее под пророчество. Что ни говори, вряд ли Лоурэн подразумевала это.

– Как только пророчество становится известным, знание о нём уже меняет всё. А мы сейчас восстанавливаем то, что разрушила Айрес, – уверенно ответил некромант. – Полагаю, твоё убийство перечеркнуло естественный ход событий, если он и предусматривался. При других обстоятельствах Миракл вполне мог оказаться первым, кого бы ты встретила в Керфи. Лес, куда тебя выкинула прореха, неподалёку от его особняка. Он приютил бы тебя в своём доме вместо меня. – Герберт помолчал. – Полагаю, при таком раскладе вы бы быстро с ним поладили.

Глядя в его лицо, по которому разливалось почти мертвенное спокойствие, Ева решительно спрыгнула на пол:

– Вообще-то я ждала тебя.

– Зачем? Что-то случилось?

В вопросе прозвучало настороженное недоумение.

Ему действительно в голову не могло прийти, что он может быть ей нужен. Зачем-то помимо уроков, дел, помощи, меркантильных интересов. И если сейчас ему сказать «давай посидим, поболтаем» – он не поймёт. Не сможет.

Впрочем, Ева этого и не планировала.

– Понимаешь, дома я привыкла смотреть… движущиеся картинки. Вместе с сестрой. А тут пробовала смотреть их одна, но поняла, что в одиночестве мне это делать тоскливо. – Глядя на него снизу вверх, Ева надеялась, что голос её звучит достаточно жалобно. – Ты побудешь со мной?

Ошалелость, мелькнувшая в глазах напротив, стала лучшей наградой её актёрскому мастерству.

– Это поддержит здоровье моей психики, – очень серьёзно добавила Ева. – А со здоровой психикой моё обучение… и всё остальное… будет куда продуктивнее. Сам понимаешь. – Она прижала сомкнутые ладони к губам. – Ну пожалуйста, ты мне очень поможешь!

Следующие секунды она наблюдала за спектром эмоций, сменяющихся в его лице, пробивших отстранённость, за которой он так старался закрыться. Недоверие. Подозрение. Затем что-то похожее на понимание.

Затем что-то похожее на печаль.

Герберт разомкнул губы, глотнул воздуха для ответа – и не ответил. Опустив взгляд с её ресниц