Преступление, в котором оказались замешаны многие из самых верхов… Воровство колоссальных масштабов, тянувшее за собой серию убийств. Всё замалчивалось с согласия самой королевы, но отец не мог молчать. Он хотел предать дело огласке. Хотел, чтобы полетели головы тех, кто не должен был стоять у власти.

– А они бы полетели? – восхищаясь честностью покойного Советника (и поражаясь его наивности по меркам привычных ей реалий), поинтересовалась Ева.

– Тогда Айрес ещё не относилась к возмущениям в народе так, как сейчас. Тогда она скорее предпочла бы замять скандал, покарав часть виновных, чем упекать в тюрьмы возмущённую толпу. Хотя тайные аресты недовольных ею начались как раз в те годы… потому я и испугался. – Миракл отстранённо смотрел на замок, наползавший на них чёрными стенами, размеченными светлыми клеточками окон. – Отец собрал все необходимые доказательства. Документы, которые держал в тайнике, надёжно спрятанном. Но я случайно его нашёл. Я, шестнадцатилетний дурак, осознавший, против кого мой отец собирается выступить, и испугавшийся за него. Веривший, что есть на свете один человек, которому я могу доверять как самому себе. – Ева ощутила, как напряглась рука, лежавшая под её рукой. – Я рассказал Уэрту о тайнике. О том, что в нём обнаружил. Просто не знал, что мне делать. Хотел посоветоваться – поговорить мне с отцом или молчать, уговорить отказаться от своей затеи или помочь ему… А на следующий день отец не вернулся домой с монетного двора. Больше я его не видел. По официальной версии, его похитили враги короны, но когда я заглянул в тайник, тот оказался пуст. Документы пропали вместе с отцом. – Он выдал это просто, буднично, как и всё до того. – Вместе с проблемами для Айрес.

Будничность придала рассказу особенно гнетущее впечатление. Куда большее, чем если б он цедил слова сквозь зубы или сдерживал слёзы. Впрочем, Миракл Тибель не походил на человека, который позволяет кому-то видеть свои слёзы.

Такие, как он, идут по жизни смеясь, даже когда под ногами битые стёкла.

– И вы уверены, что это Уэрт выдал ваш секрет? – кое-как вымолвила Ева. – Ваш отец мог сам рассказать кому-то. К нему могли приставить шпиона.

– Я прочёл это в глазах Уэрта при следующей встрече. Вину. Что бы он теперь ни говорил. И когда я спросил, он ли это, он не ответил, – Миракл ответил мягко, без гнева, погасшего давным-давно. – Этого мне хватило.

Ева переступила порог замка и прошла в гостеприимно приоткрывшиеся двери, медля с продолжением разговора.

Нет. Не похож Герберт на предателя. Не похож. И то, что вины за ним нет, он говорил слишком уверенно для виновного.

Но прежде чем помимо эмоционального кочегара работать ещё и адвокатом, ей как минимум нужно выслушать версию обвиняемого.

– Вы поэтому хотите свергнуть Айрес? – Решив пока не развивать тему, Ева отпустила ненужный больше смычок. – Из-за отца?

– Не только. Не в первую очередь, – поправился Миракл, пока они пересекали освещённый замковый холл. – Я не отрицаю, что когда-то она была прекрасной правительницей. Без неё Керфи не был бы сейчас страной, с которой считаются. Но теперь Айрес делает то, что нельзя оправдать самыми великими устремлениями. И я не только о войне, которой она так жаждет. – Улыбка юноши вышла пугающе кривой. – Если б вы побывали в подвалах столичной тюрьмы, вы бы сами всё поняли. Впрочем, лучше вам там не бывать.

– А вы туда наведывались?

– Нет, к счастью. Но туда наведывались те, с кем я знаком. И там, полагаю, закончил свои дни мой отец, – это Миракл тоже произнёс пугающе спокойно. – В подвалах Кмитсверской Королевской тюрьмы работает Охрана Народного Покоя. Так их называют официально.

– А неофициально?

– Просто Охрана. С большой буквы. Или, как их прозвали в народе, Упокоители. Они забирают всех, кто тайно исчезает среди ночи. Или дня. Тех, кто затевает заговоры против короны или просто высказывает крамольные мысли. Необязательно публично. – Миракл неторопливо поднимался по ступенькам, подлаживаясь под темп её шагов. – Надеюсь, мы с вами избежим визита в их вотчину… Особенно вы.

– В моём нынешнем состоянии мне трудно причинить боль, – вспомнив встречу с «коршунами», пожала плечами Ева. – Тех, кто захочет меня пытать, ждёт неприятный сюрприз.

– В подвалах Кмитсверской тюрьмы распоряжается не только Охрана. Там часто бывают и учёные… Маги, целители, некроманты. Очень заинтересованные в продвижении магической науки. Очень преданные нашей доброй королеве. Очень благодарные ей за то, что им предоставляют такой прекрасный материал для опытов… Включая те, что предусматривают, к примеру, вскрытие заживо. Полагаю, ваша персона их заинтересовала бы больше моей.

Пусть Ева никогда не видела лабораторию для магических опытов на людях, но в подкинутой воображением картинке она не сильно отличалась от анатомического театра. Особенно количеством разложенных на столах очень острых и очень жутких инструментов. И крови.

– Это… недопустимо, – сформулировала Ева, не содрогнувшись лишь потому, что сейчас от представленного её не могло пронять холодом.

– Зато за правление Айрес отрасли целительной и боевой магии продвинулись вперёд дальше, чем за минувший до неё век. Как и некромантии. Жаль только, дети, которым в школах уже преподают открытия, сделанные в тех подвалах, не подозревают о цене, что за ними стоит. – Твёрдая рука уверенно поддержала её, когда Ева запнулась о следующую ступеньку. – Я понимаю, что двигает Айрес. Она искренне желает блага своему королевству. Своему народу – той его части, что предана ей. Но у всего должен быть предел, и величие страны не должно строиться на костях её граждан. Чужих, впрочем, тоже. Айрес в какой-то миг об этом забыла… или, может, никогда не забывала. Просто сдерживалась до момента.

Когда пауза затянулась, на очередном повороте лестничного пролёта Миракл заглянул в её лицо.

Ева не знала, что он там увидел, но это поведало о мрачности её мыслей яснее всяких слов.

– Прошу прощения. Я ушёл от темы слишком далеко, а прогулка в этих далях способна испортить настроение кому угодно. – Отвернувшись, юноша помолчал пару секунд, отматывая нить разговора к относительно светлому моменту. – Возвращаясь к Уэрту… Я всё же надеюсь, что ему хватит ума умерить гордыню. Отказаться от своей безумной затеи.

– А вы бы на его месте отказались? – тихо заметила Ева.

К её удивлению, Миракл кивнул.

– Я не лучший пример для подражания. Но хотя бы в борьбе с гордыней могу таковым послужить.

– Так вы гордец?

– Был им… на арене. Одно время. Затем повзрослел и понял, в чём главное удовольствие игры. В самой игре. Уэрт в кабинете, верно? – Миракл сам уверенно свернул на нужный этаж. – Как только я перестал думать о