всём. Годы работы, экспериментов, создание установок, путешествие между мирами. И всё ради сегодняшнего дня. Он стряхнул с подвернувшегося стула пыль, сел и обхватил голову руками.

— А потом, после запуска первых установок, я понял, что происходит в ваших мирах. Но было уже поздно. Повернуть время вспять я не могу, да и не хочу.

— Марк, но как так получилось, что ты сожалел о том, что сделал? Я ведь был там, когда ты винил себя перед больничной палатой. Я помню наш разговор.

Марк долго смотрел на меня. Как-то сочувственно.

— Вы были моим первым экспериментом. Не знаю, что произошло тогда — времени выяснять не было, но все, кроме тебя сейчас находятся в коме, в вашей проекции. С тобой всё совершенно иначе. Тебя я встретил в нематериальном срезе проекции. Я совершенно не верующий, но объяснить то, что с тобой произошло не в состоянии. Ты можешь перемещаться между проекциями, в каких угодно направлениях, просто сам ещё не осознаёшь. А случилось это потому, что ты, в отличие от других погиб. Я никогда, за все десять лет путешествий между мирами не встречал призраков. Поэтому, увидев тебя я был крайне удивлён. Чёрт, да ты даже вёл себя как классическое приведение — дело было не закончено, друзья балансируют на грани, твой мир будет скоро уничтожен, а основной виновник сбежал. Ты ведь понимаешь, что если бы ты успел уничтожить нагнетатель в моей проекции, то умер окончательно?

— Марк, давай поговорим. Я уже давно всё вспомнил. Зачем всё это? Мы же учёные, а не убийцы. Твой мир, что с ним произошло? Я уверен, что мы сможем его спасти.

Марк покачал головой.

— Мой мир уже не спасти. Точнее спасти его могут только нейтроны и нарушение закона сохранения массы, в рамках исследуемой проекции.

— Я был в твоём мире. И я видел, что ты сделал. Сингулярность получилась случайно?

— Нет, это было осознанное действие. Я попытался защитить солнечную систему от схлопывания вселенной. Двадцать лет назад, мы обнаружили, что вселенная в нашей проекции начала сжиматься. Теория большого взрыва была опровергнута, потому что миллиарды лет назад галактики начали сталкиваться между собой и образовывать огромные квазары, невообразимой мощи и размеров. Наше небо далеко не такое спокойное, как ваше. Точнее оно не было таким спокойным. В отличие от вашего млечного пути, спокойного и равномерного, мы видим несколько подобных картин, уже давно начавших столкновение. Сверхновые у нас — обычное явление. И из-за этого, мы постоянно сталкиваемся с непрекращающимися природными катаклизмами. Гравитационные волны, нарушение магнитного поля, постоянные озоновые дыры.

— Но это ведь не даёт тебе право сделать то же самое с нашими мирами. Двенадцать проекций, Марк! Ты обрекаешь их на уничтожение! Двенадцать проекций, в которых миллиарды жизней.

— Не даёт. Также, как тебе не даёт права остановить меня. Какая разница, десять миллиардов жизней или двенадцать раз по десять?!

— Я лишь пытаюсь спасти свой мир.

— Для других проекций ты герой. Но для моей — ты преступник, которых желает нашего уничтожения! А я стану предателем, поэтому сомневаться мне нельзя. И для этого, мне придётся тебя убить.

— Марк, одумайся…

А потом нагнетатель изменил частоту работы. Звук поменялся и это не скрылось от внимания Полоскова. Я всё же смог его отвлечь от нагнетателя, который получал избыточные нейтроны из процесса распада плутония ядерной батарейки, наконец-то переключил свой режим работы. Нагнетатели были зациклены. Первая проекция стала навсегда соединена с другими мирами нейтронного нагнетателя. Процесс уже нельзя было остановить.

Полосков кинулся к дисплеям, посмотрел на них, а потом повернулся ко мне. Мне показалось, что в его голосе я услышал нотки облегчения. Как будто с его плеч спал огромный груз ответственности. Возможно, именно поэтому мне так легко удалось его одурачить.

— Ах ты засранец, Андрюха.

Это были последние слова, которые я услышал от Полоскова. После этого, нагнетатель заработал в полную мощность, начав возвращать в мой родной мир избыточные нейтроны, скопившиеся в других проекциях. А ещё через несколько секунд, моё сознание захлестнула волна непрекращающейся боли. Видимо, оно тоже состояло из избыточных нейтронов, не являвшихся частью первой проекции. Меня подхватила какая-то сила, подняла вверх, а потом каждый атом моего тела начал возвращаться в свой родной мир. Скорее всего, это произошло в одно мгновение, но для меня оно длилось целую вечность. Когда тело распалось, сознание ещё какое-то время парило в лаборатории Марка Полоскова, наблюдая за происходящим. А потом я вновь попал в комнату с тысячами зеркал.

На этот раз я там был не один — со мной в комнате стояли Эдик, Фёдор Геннадьевич и Марина. Они удивлённо озирались вокруг, не понимая, что происходит. А когда увидели меня, тут же бросились навстречу.

— Ну как, Андрей? Получилось? Мы проснулись в проекции, в которой Марк успел поймать наши альтернативные личности и заковать в наручники. Ничего не могли сделать, а потом поняли, что ты, точнее твой двойник оказался обычным. Он не понимал, что происходит, не узнавал нас и вообще вёл себя так, будто никогда не слышал о нейтронном нагнетателе. Тебе удалось? И вообще, где мы находимся?

Я кивнул головой, улыбаясь во весь рот. Эдик с размаху хлопнул меня по плечу, Марина расцеловала обе щеки. И лишь Фёдор Геннадьевич наблюдал за нами, скрестив руки. Он улыбался, но по выражению его глаз, я увидел, что он всё понял.

— Нам пора возвращаться домой. Правильно, Андрей?

— Да, Фёдор Геннадьевич. Пойдёмте, я вас провожу. Я тут уже был неоднократно.

Я повёл своих друзей, безошибочно выбирая направление движения. А потом подошёл к тому самому зеркалу, за которым лежали трое моих верных друзей.

— Ну вот и всё. Мы пришли. Пора отправляться домой.

На счастливых лицах друзей отразилось удивление. Но они ещё ничего не поняли, а я старался держаться. Я подбадривающе кивнул Эдику и тот прошёл сквозь зеркало. Следующей на очереди была Марина. Она долго смотрела в глаза, пытаясь что-то в них высмотреть. Удивление сменилось тревогой и на лбу появились небольшие морщинки.

— Тут нельзя медлить. Нужно поторопиться. Увидимся дома, Марина.

Кажется, у меня получилось её убедить, поскольку, хоть и неуверенно, но она отправилась вслед за Эдиком. Настал черёд Фёдора Геннадьевича.

— Я так понимаю, теперь нам придётся расстаться?

Я молча кивнул. Фёдор Геннадьевич снял очки, и я увидел, как по его старческому лицу прокатились две небольших слезы. В моих глазах тоже защипало.

— Спасибо тебе, Андрей. Мне стоило догадаться раньше.

— Когда вы всё поняли?

— Вчера, когда тебя не оказалось рядом