– Нет, нет, нет. Никогда даже не думай так, – он взял ее за плечи. – Ты была ребенком… Ты была… Как это по-английски… жертва. И вся вина лежит на нем.

Но Вайолет продолжила свой рассказ, будто и не слышала его слов.

– Его визиты стали такими регулярными, что, если он по какой-то причине не приходил, я начинала нервничать, не сердится ли он на меня. И если да, что ждет меня дальше? Вдруг он придумает что-нибудь еще хуже? – Она закрыла лицо руками, не в силах выносить недоверие, застывшее в глазах брата Исидора. – Со временем я будто бы привыкла к этому, перестала что-либо чувствовать, стала воспринимать почти как норму. Но я знала, что где-то есть другой мир. И что никто не может помочь мне, кроме меня самой.

Женщина подошла к двери и отдернула занавеску на окошке.

– Однажды я решила, что с меня хватит, и убежала из дома, – она подняла подбородок и сделала глубокий вдох. – Мне тогда было четырнадцать.

– И куда ты пойдешь… то есть пошла? Куда ты пошла, Вайолет?

– Как это, куда? – нахмурилась женщина. – Сюда, конечно. Я сбежала в Испанию.

Брат Исидор осторожно достал из ящика серебряный кулон.

– Ты говорила, что не помнишь его, но я абсолютно уверен, что он принадлежит тебе. Я нашел его в том же самом месте, где обнаружил тебя. Ты же знаешь, как уединенно мы здесь живем. Шанс, что его обронил кто-нибудь другой… он… просто… Извини, не могу подобрать английское слово.

Она взяла в руки украшение и пробежалась пальцами по гравировке.

– С тридцатилетием! Люблю. Тара. Четвертое июня тысяча девятьсот семьдесят восьмого, – она подняла глаза на брата Исидора. – Вы правда верите, что это мое? Что мне тридцать?

Он кивнул.

– Да, верю, Вайолет Скай. Так что нам предстоит выяснить, где ты провела последние шестнадцать лет.

– Нет, – она покачала головой, зажав кулон в кулаке, – я не вернусь назад. Ни за что на свете.

2018

Дилан встал и неуверенно подошел к кафедре. Он выглядел таким мужественным в строгом костюме и узком черном галстуке. Волосы, вопреки привычке, были аккуратно причесаны. Листок в его руках дрожал, и мое сердце болезненно сжалось. Сын заметно нервничал, но без колебаний согласился произнести речь.

Прежде, чем заговорить, он сделал глоток воды, и я мысленно возблагодарила того прозорливого человека, который поставил этот стакан. Дилан посмотрел на меня и улыбнулся. Я выпрямилась и задрала подбородок. Ральф сжал мою руку, и на секунду мы втроем снова стали единым целым.

– Бэрил Энн Добс, – начал сын уверенным твердым голосом. – Я не знал человека добрее и лучше. Она была моей прабабушкой, но все мы: я, мои родители и даже мои друзья звали ее бабулей. В детстве ее дом был моим самым любимым местом на свете. Прости, мам, – он на секунду прервался и подмигнул мне. Вокруг тихонько засмеялись и зашептали. – Там всегда была куча запрещенных вкусностей: печенье, попкорн. А там, где у других обычно стоит ваза с фруктами, у нее стояла жестяная банка с конфетами. Во время каникул она присматривала за мной, пока родители были на работе. Приносила леденцы и вообще всякие сладости. Брала с собой на бинго и учила играть в карты. На деньги, разумеется. Она говорила: «Никогда не ставь больше, чем готов проиграть, мальчик мой». Это была ее мантра. Случалось, я проигрывал ей все свои сбережения подчистую. Но наутро они всегда снова оказывались в моей копилке. Бабушка готовила мне молочные коктейли, пекла мой любимый шоколадно-банановый пирог. А когда мне исполнилось четырнадцать, познакомила меня с сидром. В один особенно жаркий день позволила выпить мой первый бокал. Прости, мам, еще раз, – он посмотрел на меня. Смех вокруг стал громче. – Мы вели себя, как два школьника в отрыве. Ну, то есть я-то и был школьником, а вот бабуля считалась здравомыслящим взрослым. Но мы постоянно хулиганили. Сколько раз я слышал: «Только не говори маме, Дилан». У нее была далеко не самая легкая жизнь, но, точно знаю, она была благодарна за каждый прожитый день. И, когда моя мама, Тара, переехала к ней жить в семьдесят восьмом, бабуля приняла ее с радостью.

Я взглянула на черно-белое фото бабушки в траурной рамке. Этот снимок был сделан как раз в то время, вскоре после моего приезда. Бэрил не смотрит в камеру. Она хохочет, голова запрокинута. В руках, как всегда, дымится сигарета. Вряд ли можно найти кадр, который лучше передавал бы всю суть ее характера.

– Должно быть, ей пришлось непросто, – продолжил Дилан. – Внезапно в ее жизни появился подросток. Но наша бабушка не из тех… была не из тех, кто боится трудностей. Она принимала любой вызов, поэтому, наверно, и оставалась молодой. В девяносто у нее энергии было больше, чем у некоторых моих ровесников, – он сделал еще один глоток. – Мне невероятно повезло, что она была частью нашей семьи. Храбрая, жизнерадостная, стойкая. Опора нашей семьи. Она всегда называла вещи своими именами. Говорила прямо, но никогда не была грубой или жестокой. Не знала, что такое политкорректность, но никогда никого не обижала умышленно. Не стеснялась в выражениях и иногда всех нас заставляла краснеть.

Вокруг снова раздался смех, а сын сделал еще один глоток воды, прежде чем продолжить.

– И она точно не хотела бы, чтоб мы сегодня грустили. Бабушка говорила: «Я свое на этом свете уже прожила, так что каждый новый день – это бонус», – он бросил взгляд на гроб. – Прости, ба, но сегодня по-твоему не получится. Нам грустно. Мы убиты горем, – его голос дрогнул.

Дилан достал из кармана платок. Я не могла спокойно наблюдать за этим, поэтому вскочила на ноги и бросилась к нему, чтобы обнять. Сын положил голову мне на плечо.

– Я горжусь тобой, родной, – говорить было трудно. – И бабушка тоже гордилась бы.

Мы с Диланом и Ральфом первыми покинули здание, чтобы на выходе приветствовать остальных скорбящих. Так как бабушке был девяносто один, таковых набралось немало. Бэрил бы это понравилось. Первой, вытирая глаза, вышла Сандра, такая элегантна в черном платье с нитью жемчуга на шее. Много лет назад, когда я увидела ее впервые, у нее были розовые волосы и пирсинг во всех возможных местах. Увидев ее в окно у фургона с мороженым, я решила, что нам не стать подругами. Но бабушка уговорила меня дать ей шанс, сказав: «Знаю, она выглядит так, будто упала головой в ящик с рыболовными крючками, но вообще-то это неплохая девчонка». Конечно, когда я врезала ей по лицу, теплоты в наших отношениях не прибавилось. Зато, когда она узнала, какой погром я устроила у директрисы, прониклась уважением. Вопреки всему, мы стали настоящими подругами.

Я все еще улыбалась своим воспоминаниям, когда Сандра обняла меня.

– Мои искренние соболезнования, Тара.

– Спасибо, что приехала. Это очень важно для меня. Знаю, что тебе пришлось проделать огромный путь.

Было сложно придумать что-то оригинальное для каждого из пришедших, поэтому мы, в основном, ограничивались фразами «спасибо, что пришли» и «были рады вас видеть».